Солнечной системы (хотя есть несколько объектов, которые заслуживают более пристального изучения, чем они получили на настоящий момент — например, «гуманоидное лицо» на Марсе, описанное Ричардом К. Хоглендом). Если разумные цивилизации многочисленны и способны расселяться по Галактике, то кажется немного странным, что ни одна из них не ходила этой дорогой.

Интерес к этой странности породил множество предположений о возможных причинах нашего наблюдаемого одиночества. Идеи варьируют от представления о том, что какое-то пока неизвестное требование к появлению жизни делает её более сложным и редким явлением, чем мы предполагали, до идеи о том, что мы — первые, кто поднялся так высоко в этой части Галактики. Возможно, что инопланетяне уже здесь и наблюдают за нами, но намеренно держатся вне поля зрения по какой-то из нескольких возможных причин. Или, возможно, когда существа становятся достаточно умными, чтобы прожить долгую жизнь, они начинают бояться идти на риск, который повлекут за собой исследования и колонизация. (Есть доказательства того, что у некоторых людей это наблюдается прямо сейчас!)

Объяснений было выдвинуто гораздо больше, чем я могу здесь описать. Дэвид Брин сделал превосходный обзор всего вопроса в своей статье 1983 года «Ксенология: новая наука спрашивать: “Кто там?”» (“Xenology: The New Science of Asking, 'Who's Out There?'”). В этой статье он проследил эволюцию мыслей по этому поводу и описал широкий спектр возможных объяснений «Великого молчания Вселенной». Он также пригласил читателей высказать свои идеи и через два года опубликовал некоторые из них в последующей статье («Насколько же опасна Галактика?» (“Just How Dangerous Is the Galaxy?”)). К тому времени объяснений накопилось настолько много, что он составил таблицу, кратко классифицирующую их, на целую страницу, с добавлением более подробных описаний двух десятков идей, сгруппированных под заголовками «Одиночество», «Степень развитости», «Робость», «Карантин», «Макрожизнь», «Опасные природные силы», «Опасные «неприродные» силы» и «Хватка за оптимизм».

Разумеется, никто не считает исчерпывающе полным ни одно из этих объяснений. Вполне возможно, что в Галактике существует множество цивилизаций, но мы не видели никаких свидетельств их существования: этой — по одной причине, той — по другой, третьей — ещё по какой-то, и так далее; и в итоге получилось, что мы не видели никаких свидетельств существования ни одной из них.

Вы можете понять, что такие обсуждения подсказывают вам идеи для сюжета; но для многих сюжетов вопрос о том, насколько часто встречаются жизнь, разум и цивилизация, является, самое большее, второстепенным. Очевидно, будет важно, если в основу вашей истории ляжет одно из возможных объяснений парадокса Ферми, или если в ней выдвигается идея о существовании империи, объединяющей несколько звёзд, или если она переносит действующих лиц во многие звёздные системы (в этом случае вам нужно будет сообразить, кто там уже был — если вообще кто-то был). Но если ваша цель — просто рассказать историю об определённом событии взаимодействия между людьми и одной группой инопланетян, вас может не очень беспокоить то, сколько других групп может быть, или почему мы ничего о них не слышали. Для такой истории может оказаться достаточным знать, что может существовать и способен вступить с нами в контакт ещё, как минимум, один иной вид. Большинство сюжетов будет посвящено тем взаимодействиям, которые осуществились, а не тем, которых не случилось.

ВИДЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ

Итак, какого же рода взаимодействия могут происходить между людьми и инопланетянами (или между различными видами инопланетян)? Я могу рассмотреть лишь некоторые из возможностей, о которых подумали другие, и надеюсь, что это побудит вас подумать о каких-то других. Иногда те, кто хочет стать писателем, спрашивали меня: «Какие сейчас есть животрепещущие темы?» Я отвечал им, что они должны руководствоваться другим вопросом; мне интересны не повторения того, что уже сделали другие, а что вы можете сделать такого, что развернёт мой разум в таком направлении, которое мне раньше и в голову не пришло бы.

Взаимодействия между людьми и инопланетянами могут происходить на уровне отдельных людей, целых культур, или и того, и другого. Они могут быть биологическими, культурными или и теми, и другими. Я предлагаю свои примеры не в каком-то определённом порядке; в конце концов, это не одномерный континуум.

Взаимодействия на уровне индивидов

Эти взаимодействия с чувством близости, которое подразумевает это слово, могут протекать как тихие маленькие истории, в которых участвует всего лишь одна пара существ, или же могут быть отдельным моментом чего-то гораздо более масштабного. (Разумеется, в масштабных произведениях такие моменты необходимы, чтобы помочь сделать всё происходящее «реальным» на том уровне, который отдельные читатели могут применить лично к себе.)

Хорошими примерами «тихих маленьких историй» будут «Смерть в доме» Клиффорда Саймака, где фермер забирает к себе домой умирающего инопланетянина; и «Через всё небо» (“Across the Sky”) Марка Рича, где человеческая девушка и одинокий инопланетянин на скамейке в парке делятся друг с другом частичками своих очень разных путей взросления (она теряет зуб, он теряет часть своей памяти).

Мои «Грехи отцов» и «Спасательная шлюпка Земля» охватывают действия огромного масштаба: целая галактика становится непригодной для жизни; один вид спасает другой, перемещая всю его планету в другую галактику, при этом неизбежной частью цены за такое выживание являются массовое вымирание и огромная вина. Но одна из моих любимых частей — это короткая сцена из одного абзаца в «Грехах…», где Сэнди, единственный человек, старающийся изо всех сил лично узнать посла кийра Белдана,

...показала Белдану свой гобой как один из грубых человеческих аналогов его музыкальной дудочки. Он внимательно наблюдал и слушал, как она разогревалась несколькими быстрыми гаммами и арпеджио, а затем начала одно соло для гобоя из медленной части симфонии Малера, которую он слышал. На половине произведения он вдруг достал свою дудочку и начал подыгрывать, импровизируя партию, которую Сэнди никогда не слышала, но которая была на удивление гармоничной. И когда партия Малера вернулась в оркестр, она поймала себя на мысли, что тоже импровизирует, лишь бы не останавливаться. Больше минуты они играли вдвоём, слушая друг друга и создавая контрапункт, который был очень музыкален, — по крайней мере, для Сэнди. Затем, отчасти боясь, что она больше не сможет выдерживать это, она довела свою партию до конца, и Белдан поступил так же. Они закончили вместе. Ещё минуту Сэнди сидела, почти задыхаясь от восторга по поводу того, что, как ей думалось, они сделали, но спрашивать об этом она боялась. Наконец Белдан сказал: «Всё было очень хорошо», — и она поняла, что всё сделала правильно.