отправки в Аушвиц, он, который считал себя несчастной жертвой «Запада»! Не стоит даже упоминать «окончательное решение», которое замыслили нацисты, об этом известно всему миру.

Между тем Ариэль и Симона быстро поняли, что оба разделяли огромную любовь к погибшей Иване. В то же время оба упорно и слепо продолжали отрицать правду, все более очевидную день ото дня. Для них Иван не мог быть террористом. Они не могли объяснить, что ему понадобилось тем ранним утром в доме престарелых в Вейере-ле-Франсуа. Но убить свою сестру – нет, это исключено; сама мысль об этом нелепа.

– Я мало знал Ивана, – повторял Ариэль. – Но он показался мне веселым, открытым, уравновешенным парнем.

– Да, он был несдержан на язык, – признавала Симона. – Но сердце у него было доброе, словно сдобный каравай. В детстве он даже отказывался есть курочек, что мы выращивали у себя во дворе, и кроликов, которых держали в загонах. «Они мои братья, – говорил он. – Мы с ними – одной крови».

Так что и для Ариэля, и для Симоны все это казалось нелепой ошибкой, которая однажды разрешится. В конце концов они решили сами поехать в больницу Вийере-ле-Франсуа, чтобы повидать Ивана, который, как им сказали, находился на грани жизни и смерти. Ариэль был уверен, что полицейское звание откроет ему все двери. И тем не менее получил отказ. Джихадистам, один из которых успел скончаться, было запрещено принимать посетителей. Палату, где они находились, бдительно охранял наряд полиции.

Симона не осталась одинокой в своем горе. К ней ежедневно заглядывал Анри Дювиньё, но дело каждый раз заканчивалось перепалкой, пока наконец она не запретила ему приходить в квартиру. Однажды ей нанес визит и Улисс. Бедняга! Он бросил свою профессию «эскортника». Дело в том, что он влюбился в Селюту, свою соотечественницу, которую бич нужды пригнал аж в Париж, где она устроилась уборщицей, и поселился вместе с ней в крошечной комнате для прислуги. С того дня эскорт, который действительно стал его профессией, вдруг потерял для Улисса всю привлекательность, ему стало казаться, что этим он предает и свое сердце, и свое тело. Но, что самое грустное, он не знал, что в конце месяца Селюта, дабы свести концы с концами, продает себя богачам в том же доме, где работает, по твердо установленной таксе. Жизнь умеет удивлять, не так ли? И чувства юмора ей не занимать, хотя далеко не все люди способны его понять.

Тем временем Ариэль и Симона буквально в обнимку отправились в аэропорт Орли, откуда должны были улететь в Гваделупу. Папаша Мишалу шагал позади с недовольным видом, ведь этот белый хлыщ испортил его звездный час. Именно к нему спешили теперь журналисты, к нему тянули свои микрофоны. И Ариэль со своим нежным личиком принимал важную позу, набирал в грудь воздуха и, придав лицу восторженное выражение, говорил с большим жаром:

– Слова «цвет и „раса“» должны быть исключены из употребления. Слишком много вреда принесли они человечеству! По их вине целые континенты на нашей планете были погружены во мрак, принуждены к рабству. По их вине одни народы истреблялись, в то время как другие называли себя первооткрывателями, завоевателями, становились примером для тех обществ, которым было позволено доминировать. Я никогда не замечал, что цвет кожи Иваны отличается от моего. Для меня была важна лишь ее душа.

Мы не будем чрезмерно утомлять вас описанием возвращения наших героев в Гваделупу. Позволим себе лишь обозначить несколько фактов. В аэропорту Поль-Караиб встречать прибывших собралось море народу. Длиннющая вереница транспорта, состоявшая из всевозможных машин и повозок, карабкалась вверх к Ослиной Спине – городок еще никогда не знал такого притока посетителей. Мы уже не раз описывали его уродливость. Можно сравнить его с огромной жабой, раздавленной колесами машины и выброшенной на обочину. Однако в день похорон Иваны Ослиная Спина блистала какой-то особенной красотой. Один из неназванных благотворителей заполнил местную церковь (она была слишком мала, чтобы вместить всех желающих) цветами: тигровыми лилиями, туберозами, каннами. Все муниципалитеты Гваделупы, Мартиники и Гвианы прислали делегации школьников – дети были одеты в белое и размахивали трехцветными флажками. Явились и представители религиозных организаций, несколько священников и даже несколько монахинь – сестры решились спуститься по такому случаю с вершины Матубы, где располагался их монастырь. В своей торжественной речи мэр подчеркнул, сколько «заморских территорий» стали в этот день ближе к метрополии. И дело не в том, что они получают оттуда пособия для многодетных семей и компенсации по безработице. Сейчас они разделяют одно общее неисцелимое горе вследствие беспримерно трагического события.

После мэра на трибуну поднялся Ариэль Зени и прочел стихотворение собственного сочинения, после чего у многих на глаза навернулись слезы:

Она была как луч солнечного света,

Она был как роза, что утром расцвела,

Она была как бриз морской душистый,

Что овевал прохладой наши шеи.

Это стихотворение находится на странице 301 «Гваделупской антологии», изданной известным гаитянско-канадским издательством «Память чернильницы». По общему мнению, религиозная церемония в память Иваны Немеле, погибшей в расцвете юных лет, была незабываема. Все те, кому довелось присутствовать на ней, пережили особенные эмоции. Люди оставили в стороне личные амбиции и желания. Эта трагедия заставила каждого задуматься о смысле жизни и о борьбе за улучшение общего будущего. Ивана, которая так страстно хотела служить в полиции, чтобы получить возможность помогать обездоленным, превратилась в некий символ, образец, которому все хотели подражать. Но уже после церемонии, когда люди, все еще растревоженные увиденным, разошлись по домам, снова и снова перебирая в памяти события дня, ведущая Эстель Мартéн в восьмичасовых вечерних новостях с мрачным видом сообщила следующее: «Иван Немеле, брат-близнец нашей „святой“, которую мы только что похоронили, состоял в группе террористов, напавших на дом престарелых, и несколько минут назад скончался в больнице Вийере-ле-Франсуа». Услыхав эту новость, жители и Бас-Тера, и Гранд-Тера высыпали из домов на улицы, не в силах сдержать слез. О боже! Что еще предстоит вытерпеть Гваделупе! Ведь стоило ей предстать в глазах всего мира родиной мученицы, как этот образ был тут же осквернен, и их страну теперь считают колыбелью отвратительного убийцы.

Около полуночи небо над островом пересекла комета, распушив грандиозный хвост, и тогда все поняли: эта ночь сулит нечто необычайное. С тех пор Симона Немеле заняла особое месте в национальном фольклоре Гваделупы. (Впрочем, что значит национальном? Правомерно ли такое понятие? Ведь Гваделупа – лишь заморский департамент метрополии, соответственно, и фольклор у