— Ты умрёшь от нашего секса, любовь моя?

— Да. Наверное, да.

— Неужели я такой скотина, что заставляю тебя умирать?

Я заливаюсь смехом, потому что мне слишком смешно, если он себя как-то ругает.

— Ты заставляешь меня умирать от наслаждения, поэтому ты не скотина. Но ты слишком ненасытный. Я не ожидала такого.

— Чего ты ожидала?

Он держит меня на руках, разговаривает со мной и целует в разные части моего лица — в щёку, лоб, подбородок. Такое ощущение, что он снова готов набросится на меня.

Возможно, если бы не ноющая боль в моей промежности, я была бы не против.

— Что ты будешь не таким диким и бешеным.

— Я напугал тебя этим?

— Нет, я уже сказала, я хочу принять от тебя всё, — я улыбаюсь, прежде чем он сделает выводы. — Но только не сейчас.

— Я не изверг, принцесса. Я не собираюсь принуждать тебя.

Он и не принуждает. Он просто доводит меня до исступления, заставляя моё тело изнывать от множества оргазмов. Он оставляет нежный поцелуй на моих губах и несёт меня к двери, а потом и к лестнице. Мне так приятно находиться у него на руках. Это вселяет ещё больше чувство защищённости и безопасности.

Когда мы спускаемся, я снова наслаждаюсь кучей цветов — маленьких, больших, жёлтых, розовых, красных. Их здесь сотни, правда.

Когда он пересекает последнюю ступеньку, я всматриваюсь вперёд — в столовой на столе расставлены свечи, излучающие мягкий рассеянный свет, стоят две полные тарелки еды.

— Ты приготовил романтический ужин.

— Я много чего для тебя приготовил, Полина.

— Мне нужен только ты, — шепчу я, утыкаясь ему в плечо.

— И я твой, моя девочка. Я принадлежу тебе.

Слёзы скапливаются в уголках глаз. Слишком поздно понимаю, что он чувствует влажность на плече.

— Откуда эти слёзы?

— Прости.

Он усаживает меня на стул и присаживается передо мной, на колени. Его руки гладят мои колени, пока мой подбородок дрожит, а я борюсь с желанием моргнуть и позволить слезать ещё больше пролиться.

— Не извиняйся. Никогда не извиняйся передо мной.

— Просто сейчас мне слишком больно осознавать, что ты мог не появиться в моей жизни.

— Я бы появился, моя принцесса. Я бы нашёл тебя, где бы ты ни пряталась, где бы ни находилась, — уверенность его голоса делает его ещё более устрашающим, несмотря на то, как он мило меня называет.

А в нём нет ничего милого. Я вспоминаю его телефонные разговоры по телефону, от которых мне хочется исчезнуть, потому что жёсткость его тона может уничтожить. Всех, кроме меня.

— Ты создана для меня. Если бы не ты, я бы умер от ничтожности своего существования.

Он не может говорить о ничтожности своего существования, потому что он один из самых влиятельных бизнесменов страны. У него своя строительная империя, про него есть статьи в интернете, которые я читала каждый раз, когда мне было мало его присутствия.

— Это неправда. Ты столького добился в жизни.

— Я ничего не добился в жизни, Полина. Потому что у меня не было жизни. Вся моя жизнь — это ты. И тебе может показаться это романтичным, но я действительно схожу с ума, принцесса. Я держусь из последних сил, чтобы не доставлять тебе дискомфорта своим безумием, своей дикой ревностью и своим желанием привязать тебя к кровати и держать взаперти круглые сутки.

Последние слова заставляют меня удивиться, но не испугаться. Он говорит это так быстро и так уверенно, даже не вздёрнув бровью, словно действительно думает об этом.

— Я знаю, что ты этого не сделаешь.

— Ты уверена, принцесса? — сейчас его лицо выдаёт мало эмоций, только холод и лёгкое раздражение.

— Да.

— Почему ты в этом уверена?

— Потому что я знаю, что ты не причинишь мне боли, — на одном дыхании выпаливаю я, искренне веря в это. — Я тебе доверяю.

— Я сам себе не доверяю, если дело касается тебя, — признаётся он.

— Но я доверяю, даже если у тебя есть такие… желания.

И это пугает меня, — хочу добавить я, но замолкаю.

Переступая через смущение, я дотрагиваюсь обеими руками чётких линий его скул. Обычно мне очень сложно проявлять инициативу самой. Или даже невозможно — потому что Стас всегда это делает. Он всегда и во всём главный. Он принимает решения, даже если делает вид, что у меня есть выбор. В каких-то незначительных вопросах он есть, но если это что-то глобальное, то он поступит так, как считает нужным. Я это понимаю и принимаю. По крайней мере, я не удивлюсь, если однажды он сделает по-своему.

Лёгкий тик его челюсти проходит.

— Может, ты не захочешь этого делать, если я просто скажу, что никогда не уйду от тебя?

— Я не дам тебе уйти, Полина.

— Никогда?

— Ни при каких обстоятельствах. Я не отпущу тебя. Даже сам Бог не сможет забрать тебя у меня.

— Я не думала, что ты верующий.

— Есть только одна вещь, в которую я верю и которую я знаю — то, что ты принадлежишь мне.

— Ладно, — шепчу я.

Эти слова для него уже что-то обыденное, вроде «доброе доброе». М сколько бы раз он ни произнёс эти слова, ему всегда нужно снова обозначить мою принадлежность ему.

Я не уверена, что нормально, если мне нравится это. Нравится принадлежать ему. Нравится, что он доминирует надо мной. Я люблю это, даже если понимаю, что его навязчивые идеи касательно меня — мягко говоря, пугающие.

У него действительно нет никаких границ. И мне должно быть страшно, потому что он прямым текстом говорит, что никогда не даст мне право выбора.

Кому-то это покажется страшным, безумным. Кому-то даже романтичным в самой извращённом понятии, которое можно вложить.

А мне…

Я просто принимаю это. И всё.

Наверное, не важно, что я скажу — Стасу всё равно будет недостаточно для того, чтобы искоренить в себе эту безумную ревность. Возможно, когда-то он придёт к этому, но я не смогу сама убедить его в том, что это всё беспочвенно. Я Она принадлежит могу изменить взрослого, состоявшегося мужчину, он сам должен понять.

Он целует моё колено и поднимается на ноги, после чего куда-то уходит. Я продолжаю сидеть, облокотившись о спинку стула. Через несколько минут я слышу его шаги, почему-то мелкие волоски на моих руках становятся дыбом. Ощущение, что хищник подкрадывается к тебе.

Он ведь не хочет сейчас правда привязать меня?

Нервно вздохнув, я чувствую его присутствие ровно продажи меня — его мощные руки дотрагиваются до моей шеи, а потом до воротника рубашки, медленно