Он снял чудом уцелевшие штаны, плотнее перевязал укоротившуюся косу и прыгнул в воду.

И едва не задохнулся от ледяного кулака, сжавшего тело, сдавившего грудь. Рванул вверх, к воздуху – но верха не было, и низа не было, а ледяной кулак все сжимался, грозя перемолоть кости, пробивая разрядами и обжигая левую руку.

Когда Четери очнулся, уже темнело.

Он лежал на дне совершенно сухого озера. Пальцы левой руки покалывало холодом.

Дракон сипло закашлялся, засмеялся – все-таки жив, хоть и глупостью не заслужил этого. Повернул голову, поднес к глазам руку… и восхищенно помянул свою божественную матушку.

Ладонь его от запястья до вторых фаланг пальцев была словно залита зеркальной сталью или серебром, совершенно неощутимым – будто и не было там ничего. А на костяшках при сгибании появлялись шипы. Небольшие, с полногтя высотой, и очень острые, но при этом исчезающие, когда Чет подносил к ним палец потрогать.

Он бы полежал так, приходя в себя, ибо обретение чудесного артефакта – наверняка части доспеха местного водного бога – высосало из него все силы: ноги и руки дрожали словно после недельного забега по раскаленной пустыне. Но красноватые солнечные лучи неумолимо двигались вверх по стволам деревьев, предвещая скорый закат. Нехорошо было оставлять товарищей одних перед испытанием. И «молитва» уже затянулась до неприличия, как бы добрые тимавеш не обиделись.

А еще очень хотелось жрать.

Поэтому дракон сел, скрестив ноги, и разогрел тело глубоким дыханием – когда живот на выдохе чуть ли не прилипает к позвоночнику, а диафрагма ходит вверх-вниз, как рычаг, раздувая легкие. Голова, закружившись поначалу, приобрела ясность, руки и ноги перестали дрожать.

Это ненадолго, но ему хватит.

Первым делом, поднявшись, Четери проверил, не мешает ли перчатка появлению и использованию клинков – но они все так же легко ложились в ладони и послушно исчезали. А перед тем, как направиться обратно к городку, Чет не удержался и вмазал кулаком по одному из папоротников шириной с самого дракона.

Удар не стал сильнее, но боль почти не ощущалась: зеркальная гладь доспеха, подрагивая мелкой рябью, заглушила ее, будто дракон бил по воде, а не по дереву. Зато убойность повысилась благодаря шипам – если раньше при достаточной концентрации удавалось пробить в стенке дыру размером с кулак, то сейчас щепа брызнула во все стороны, и папоротник, заскрипев, стал заваливаться прямо на Четери.

Дракон резво отскочил в сторону и побежал дальше, слыша за спиной шум, треск и гулкий звук падения о землю.

Алина

Когда Четери убежал, Медейра проводила его таким восхищенным взглядом, что Алине даже стало неловко.

– Он быстрый и сильный, – рассуждала неши, направляясь за дом. – И гибкий. И умелый. Странное имя, Че-те-ри, смешное имя, но не портит его.

– Тебе он понравился? У него в нашем мире есть жена, – осторожно проговорила принцесса, надеясь, что поняла все правильно.

Медейра махнула косичками, засмеялась.

– Ну и что? Ни один наш охотник не сравнится с ним, и даже сильнейшие неши не смогли победить его: а ведь я сама на играх после сезона дождей одна одолевала пятьдесят воинов! – Она увидела, что принцесса хмурится, пытаясь разобрать слова, и заговорила медленнее. – Как тебе повезло, что ты рядом с ним! Он ловкий и гибкий, как Вета-Океан. Ледира рассказывала, что однажды Вета-Океан рассердил мать, Хиду-роженицу, непослушанием, и смягчилась она, только когда увидела, как он танцует для нее между струй дождя. Вот и Че-те-ри танцевал, как Вета. Только сама Хида могла победить его! И проклятый Нерва, чудовище-паук, смог, – вспомнила она, поникнув, и замолчала.

В саду росли папоротники самых различных форм и размеров, разбавленные крошечными фруктовыми деревьями. Стояло там несколько живых «шалашей», явно используемых как хозяйственные, и две странные постройки почти вплотную к дому. Одна – небольшой, увитый лианами купол из плотно сплетенных серых стволов, покрытых кожистыми листьями. Она была словно вросшей в землю, с низким входом, завешенным пологом из лиан, с круглой дырой в «крыше». Вторая – из таких же деревьев, но повыше и поуже, этакое высокое яйцо, тоже закрытое спереди пологом.

– Это ве́нрис. – Медейра заметила, с каким любопытством смотрит Алина на большой «купол», и немного оживилась. Говорила она по-прежнему медленно. – Там моются, понимаешь? Неши растят их, как и дома, но убирают наполовину под землю, и выводят в стену родник, который уходит под корни, из которых сделан пол. Там набирают воду для дома, там есть жаровня. Ты сможешь помыться там.

– А, так это же ванран! – Алина постучала по «стене» – тонкие деревья были сплетены очень плотно, а на ощупь казались гладкими, словно полированными. Заглянула внутрь, отодвинув полог, и в свете из окна в крыше разглядела низкий пол из сплетенных корней, жаровню, банную утварь, тонкую струю родника, бьющую из стены. – А деревья не страдают от пара? – ей было невыносимо любопытно. Именно на этом клочке старого Лортаха очень остро ощутилась его чуждость, инаковость по сравнению с Турой.

– Нет! Это каменное дерево, лири́, из него можно делать жаровни, оно не горит и не размокает, а корни его выпивают всю использованную воду и нечистоты, – с гордостью поделилась Медейра. Видно было, что ей приятно удивление гостьи, и глаза блестели от желания рассказать что-то еще. – А это – вертра́н, – она указала на вторую постройку из лири. – Туда ходят, чтобы облегчиться. А это – тебе, – и Медейра без перехода вручила Алине пеструю рубаху и длинные цветные полотняные штаны, пару темного белья, похожего на свободные короткие шорты с завязками на талии и бедрах, и таинственную плетеную шкатулку.

– Какая удивительная ткань, – пятая Рудлог погладила одежду: она была нежной, гладкой, но слегка бугристой и пахла деревом. Не шерсть и не кожа. Но и не хлопок – да и хлопковых полей вокруг не наблюдалось.

– Это волокна с дерева хи́а, – неши покрутила головой, взяла Алину за руку и провела вглубь сада, за постройки: там почти вплотную стояли три лиловых папоротника, уже знакомых принцессе по путешествию. Каких только форм она не насмотрелась на Лортахе! Эти же больше всего напоминали широченных, вставших на хвост мохнатых гусениц в три человеческих роста с перетяжками и гроздьями орехов под скудной шапкой листьев.

– Смотри, – Медейра подцепила ножом верхний, лиловый слой коры. Вблизи он оказался похож на свалявшуюся паклю. – Это волосы хиа. Наши мужчины их собирают, размачивают, бьют молотилками, а затем варят. И волос становится белый и мягкий. А затем их разматывают, чешут, прядут и ткут полотно. У нас несколько домов этим занимаются и выменивают ткани на другие вещи, горшечники дают горшки, охотники – добычу… Но каждый тимавеш умеет соткать себе одежду из хиа, – похвасталась она. – В пять лет девочки и мальчики ткут себе первый пояс.

– И этих деревьев хватает на весь ваш народ? – удивилась Алина, думая о том, что обязательно расскажет это все Тротту. – У вас большая долина, и лес большой, но и тимавеш немало…