Шрифт:
Закладка:
Он быстро пошел туда, к манящему огоньку, и скрылся за порогом…
____
Утром, несколько дней спустя, Иуда стоял около своего дома… Все ночи теперь он проводил там, в том доме рядом, а все дни здесь – у себя. Он работал много и многое сделал. Конечно, от былого богатства не осталось и следа, но виноградник уже не имел такого печального вида, и дом не казался таким пустым.
И теперь он тоже работал, подчищая и выпрямляя лозы.
К нему подошел и поздоровался высокий худой еврей.
Это был Руввим, один из его соседей, с которым он еще не встречался по возвращении.
«Что, Иуда, работаешь, – говорил он, – давненько тебя здесь не было. Ты, кажется, был все с Тем Назарянином. А хозяйство твое порядком порасстроилось. Я даже не знаю, когда ты теперь соберешь урожай с виноградника. Я думаю, тебе хорошо бы было нанять работника».
И он давал советы и указания.
«А знаешь, – продолжал он, – ведь я два дня назад видел Этого Назарянина. Я ведь только приехал. Он все по-прежнему ходит и учит. И что бы там ни говорили раввины, а хорошо говорит Этот Человек. Когда я Его слушал, Он говорил о каком-то браке или брачном пире. Видишь ли, царь устроил пир для своего сына. И созвал гостей. Только гости не захотели прийти. Все оказались заняты, и у каждого нашлась отговорка. Один женился как раз в тот вечер, другой торговал, третий купил землю и должен был ее осмотреть. И никто, никто из гостей не пришел. Долго ждал царь. Долго нетронутыми стояли яства, а он все подходил к окнам и смотрел на дорогу. Вот уже и звезды зажглись на небе, все никого нет. И увидел царь, что не придут гости. И разгневался, и опечалился сильно. И послал своих слуг на улицы, переулки, распутье, чтобы они позвали и привели всех, кого найдут – нищих, калек и убогих. И заполнился пир возлежащими. Вошел царь, но среди собравшихся заметил одного, который поленился надеть брачную одежду и так и лежал в грязном рубище, как бродил по дороге. И велел царь взять его и выбросить вон.
Это, должно быть, какое-то иносказание, я не понял только хорошо, что оно значит. А Учитель говорил: „Много званых, а мало избранных“.
Э, да ты, кажется, так занят, что и не слушаешь даже.
Ну, прощай, я зайду к тебе еще попозже».
И он ушел.
А Иуда стоял, низко опустив голову.
Итак, Он по-прежнему ходит по песчаным желтым дорогам. По-прежнему говорит Свои странные обжигающие слова… и Его голос как серебро, глаза задумчиво-грустны, и по-прежнему так прекрасны Его руки…
А ночью Он уходит в горы и молится.
И Он опять говорит о браке, о нем, о Иуде, пришедшем на пир в разодранной и неубеленной одежде…
А вот он, Иуда, здесь копает землю, перевязывает поломанные лозы, а по ночам он у этой женщины…
– Стой, Иуда, что ты делаешь, ты с ума сошел!
Он обернулся. Перед ним стояла она и смеялась:
– Глупый, смотри, ты выдергиваешь лозы с корнями и топчешь их.
Но лицо Иуды стало страшным:
– Отойди от меня, сатана.
Он бросился бежать прочь от виноградника.
____
Через несколько дней Иуда опять ходил с Учителем. Иногда бывало так, что ученики оставляли Учителя на несколько дней. У многих были семьи, и они уходили к ним на короткий срок и потом возвращались.
Учитель ни о чем не спрашивал уходящих.
Они рассказывали иногда часами. Впрочем, знали, что Учитель все знает и без рассказов.
Знал об этом и Иуда, хотя ни о чем не рассказывал.
Когда он возвращался, он думал, что будет лежать у ног Учителя, поведает все и выпросит прощение. И вместе с прощением придет благодать.
Но когда пришел, ничего не сказал. И не было ни прощения, ни благодати.
За Учителем ходили женщины: это было необычно, потому что раввины чуждались женщин.
От присутствия женщин было кругом как-то мягче, нежнее.
Но это нисколько не нарушало внутренней простоты духовной семьи Учителя, настолько здесь был особый какой-то дух, что даже Его враги никогда не ставили ни Ему, ни Его ученикам в укор это присутствие.
Учитель говорил о будущем веке и о воскресении, что тогда сыны воскресения будут как ангелы, которые не женятся и не выходят замуж.
И казалось, что около Него, уже здесь, как там, дух ангельский, дух воскресения.
Иуда раньше чувствовал себя причастником этому духу и совершенной, исходящей от Учителя свободе.
Но теперь, после его бегства, что-то в нем изменилось. Окружающие его по-прежнему жили в мире, возносящемся над земным, просветленном и совершенном.
Но он уже принадлежал к другому миру.
Когда мимо него проходила Мария из Магдалы или
Иоанна, жена Хузы, он чувствовал, что его сердце бьется
учащенней и кровь приливает к вискам.
Иуда заведовал маленькой случайной казной общины. Обязанность его касалась главным образом помощи нищим. Заметили его хозяйственность и поручили ему это дело.
Он исполнял его аккуратно и внимательно.
Но теперь он уже не раз брал монеты из ящика и прятал их в потаенных складках своей одежды.
Почему? Зачем?
Он сам хорошенько не знал этого. Может быть, он еще мечтал о винограднике и о домике, который когда-нибудь надо будет поправить, а может быть, просто ему были противны эти оборванные фигуры, лица с печатью унижения и грязные протянутые руки. И не хотелось возиться с ними.
Шли к Иерусалиму. Все знали, что это путешествие в Иерусалим бесконечно важно. Там будет одновременно и конец, и начало. Там разыграется последнее страшное сражение, и падут в прах побежденные враги. Там разрешатся все недоумения, и солнце воссияет по-новому для них, для родины, для мира.
Учитель часто казался грустным. Он много говорил о позоре и казни Сына Человеческого.
Но ученики как будто привыкли к этим словам и где-то в глубине сердца отказывались принимать их, допуская лишь как загадку, которая скоро и неожиданно разрешится.
Несмотря на эти слова, они были так уверены в торжестве, стоящем при дверях, что втихомолку спорили друг с другом о первенстве в грядущей славе.
Иуда совсем забыл о всем своем личном, о муках и сомнениях недавнего прошлого. Он был весь охвачен общим настроением. В нем это настроение даже было сильнее, чем в других. Да и понятно. Ведь только он один из двенадцати был
