Шрифт:
Закладка:
Резко поднявшись и поправив очки на переносице, я глянула на девчонок, что группкой кружили возле последней парты.
– Какие же вы все-таки двуличные люди, – произнесла холодным, стальным тоном. Откуда-то взялись сила и злость, мне хотелось выплюнуть свою обиду на весь мир, на Витю, который непонятно для чего поманил пальчиком, а затем пнул с ноги в живот.
– Ой, кто заговорил, – закатила глаза Оля.
– Месяц назад ты говорила гадости про Алену, а сейчас вдруг рассыпаешься в комплиментах. И все вы уже бы определились, в конце концов, дружите вы с людьми или обсираете их.
– А ты такая вся правильная, значит? – выгнула бровь староста Ирка, что прежде помалкивала.
– Я, по крайней мере, за спиной о человеке гадости не говорю, – повысив голос, ответила я.
И только вроде Яшина собиралась выдать очередную порцию желчи, как резко замолчала, а потом и вовсе отвернулась. Девчонки вмиг изменились в лице, начали рассаживаться по местам, вспомнили про уроки. Я не сразу поняла, что произошло, а когда обернулась, заметила Шестакова с Раевским. Они остановились у входа в кабинет и молча взирали на одноклассниц. Видимо, услышали часть разговора или же мою последнюю реплику.
И снова этот взгляд Вити: равнодушный, пустой, даже какой-то безжизненный. Он одарил им меня всего на пару секунд, затем отвел глаза и молча поплелся к своей парте.
(СП – статус семейное положение)
* * *
С Шестаковым я так и не поговорила: ни на следующий день, ни через неделю, ни даже через месяц. Время шло, для меня особенно невыносимо, конечно. Я безумно тосковала по Вите, по нашему общению, по теплоте, которую дарить умел только он. Тайком поглядывала иногда на него в столовой, в коридорах, в кабинете. Порой казалось, и Шестаков на меня поглядывал. Но каждый раз взгляд его задерживался на мне мимолетно, словно не наяву. В какой-то момент я даже начала сомневаться, не плод ли этого больного воображения.
Внутренние муки меня, конечно, сильно пошатнули. Я плохо спала, все чаще плакала по ночам, мало ела, меньше читала, пропускала слова учителей мимо ушей. Жизнь вдруг потеряла смысл, пусть и до этого его особо не было, но сейчас я будто потухла, из меня ушли все силы. Хотелось только лежать ничком на кровати, ничего не делать, никого не видеть.
В конце января Наталья Егоровна попросила меня задержаться после уроков. Она села напротив, сцепив руки в замок перед собой на столе, посмотрела с неподдельным состраданием и заговорила:
– Рита, как твои дела?
Удивившись вопросу, я молча пожала плечами.
– У вас с Витей что-то случилось? – вдруг озадачила классный руководитель. Кровь застыла в жилах, когда я вспомнила то прекрасное, что подарил мне Шестаков, и то, сколько раз за этот месяц я видела их с Аленой вместе. Как же быстро он забыл обо мне! Выходит, людям вообще верить нельзя. Говорят, скучали, а на самом деле и не скучали. Говорят слова симпатии, а при одном промахе выбирают других. А может… любви вообще не существует? Может, о ней только стихи слагают да песни поют?..
Не найдя, что ответить, я опять пожала плечами.
– Юность такое дело, – достаточно мягко произнесла Наталья Егоровна, словно пыталась меня подбодрить. – Что порой все кажется окрашенным не в те цвета. Я вон вспоминаю свои школьные годы и как банально тогда потеряла первую любовь.
– Почему потеряли? – осмелилась спросить почти шепотом.
– Из-за слухов завистников. Потом так горевала, ненавидела его, проклинала на чем свет стоит. А правду узнала только на вечере встреч, через десять лет, когда… его уже не стало.
– Соболезную, – тихо проронила, представляя, насколько, наверное, тяжело узнать правду после смерти человека. И главное ведь, изменить уже ничего нельзя.
– Рита, я хочу сказать, что ты не должна забывать об учебе. Понимаю, может, сейчас не лучшее время, и сердце болит, но потом будет поздно хвататься за голову.
– Да, знаю, экзамены, – кивнула покорно. Мне и самой становилось стыдно, больше перед собой, конечно, что забросила учебу. Просто ничего не могла поделать, хотелось только плакать и все. Собственно, сейчас ситуация не намного изменилась, разве что слезы в подушку стала лить реже.
– Не закрывайся в себе, хорошо?
– Хорошо, – согласилась я, тяжело вздохнув. Пусть и понятия не имела, как следовать этому совету.
Поднявшись из-за стола, хотела уже выйти из кабинета, как Наталья Егоровна вновь заговорила:
– В феврале «Вороны» будут играть в нашей школе.
Я непонимающе глянула на женщину, которая явно на что-то намекала. Ее губы тронула легкая улыбка.
– Сколько помню Витю, он всегда вот такой: яркий, в окружении всеобщего внимания, общительный, лидер по жизни. Но не раз, когда ходила к ним на игры, замечала один момент.
– Какой?
– Во время каждой игры Витя иногда останавливается и поворачивается к трибунам. Он словно ищет глазами какого-то особенного зрителя. Это длится секунд пять от силы, затем его взгляд тухнет. Потом он, правда, переключается на игру и старается вообще больше не смотреть в зал. Хотя мальчишки часто машут зрителям, улыбаются, но не Витя.
– Зачем вы мне это говорите? – поджав губы, спросила я. Глаза застилала влага, казалось, я вот-вот расплачусь. Сразу вспомнилось его приглашение на игру и то, как настойчиво он мне это повторял. В груди предательски заныло, будто старую рану посыпали солью и вновь вонзили осколок.
– Приходи посмотреть игру. По крайне мере, подумай об этом. Ой, уже время, у меня же еще урок в десятом. Пойду я, – спохватилась Наталья Егоровна. – А ты подумай, хорошо?
– Хорошо, – больше на автомате ответила я.
Глава 43 - Рита
Разговоры про предстоящий матч с каждой неделей становились все активнее, девчонки даже придумывали разного рода считалочки в качестве поддержки любимой команды. Оказывается, подобные игры в стенах школы проходили редко, чаще на выезде.
С Витей мы продолжали тотально игнорировать друг друга: я отворачивалась, когда замечала его в компании с веселой и яркой Аленкой, а он… кто его знает, как поступал он. Для него я, наверное, перестала существовать, даже пыль на подоконниках, и та была заметней.
Дома у нас обстановка тоже стабилизировалась: мать устроилась подрабатывать, вечерами – мыла полы в подъезде,
