на солнце или, во время дождя, тумана, находился дома, они приходили к нему с маленькими подарками: то горсть зрелых вишен, то яркий камушек, цветное стекло… Ишу были безразличны стекла и камни, хотя это иногда оказывались сапфиры или изумруды из ювелирных лавок, но он принимал эти подарки для того, чтобы доставить удовольствие молодежи.

Вручив ему подарок, они немного беседовали с ним на незначительные темы, а он сидел со своим молотком. Иногда они спрашивали его о погоде, и тогда Иш с удовольствием объяснял им. У него еще работал отцовский барометр, и Иш мог предсказывать, когда пойдут дожди, начнутся ветры, выглянет солнышко…

Иногда они задавали ему и другие вопросы, например, куда идти им на охоту. Тогда Иш отказывался от ответа, так как в этих вопросах он не считал себя экспертом. Однако молодые люди были этим недовольны, так что Иш в конце концов решил отвечать. Он говорил: — Идите на юг! — или: — Идите за холмы! — И молодежь довольная уходила. Иш иногда боялся, что они вернутся без добычи и придут ругать его, но этого никогда не случалось.

За эти годы бывали дни, когда мозг у него работал ясно и четко, но иногда, как будто плотный туман заполнял весь его мозг, даже самые отдаленные уголки. Однажды, когда он был в ясном уме, к нему снова пришли с вопросами, и он понял, что Иш должен стать богом или, по крайней мере, оракулом, устами которого говорит бог. И тогда Иш вспомнил, как много лет назад дети, которые боялись взять молоток, понимающе кивнули, когда он сказал им, что он американец. Нет, он все-таки не хотел стать богом.

Однажды Иш сидел на своем обычном месте и, посмотрев налево, не увидел возле себя никого. И он понял, что Эзра, добрый друг и помощник, тоже покинул его, и больше он никогда не сядет рядом с ним. При этих мыслях Иш стиснул ручку молотка, который стал уже слишком тяжелым для него, так что его приходилось носить двумя руками.

— Это одноручный молоток, — думал он. — Однако он слишком тяжел, чтобы пользоваться им одной рукой. Но этот молоток стал символом бога для Племени, и он все еще со мною, хотя все остальные, даже Эзра, ушли от меня.

Осознание того факта, что Эзры больше нет, заставило его с тревогой осмотреться вокруг, и он заметил, что вместо садика, где он сидел годами, его окружают разросшиеся кусты, деревья, высокая трава, а невдалеке стоит почти полностью разрушившийся дом.

Затем Иш взглянул на солнце и увидел, что оно находится на востоке, а не на западе, как он предполагал. Причем оно клонилось к северу, а значит, это было начало весны. Значит, он совсем потерял течение времени, смену времен года. Для него все это уже потеряло смысл. Эта мысль заставила его почувствовать себя очень старым и очень опечалила его.

Может, эта печаль вернула его и к другим печалям. Он подумал:

— Да, ушла Эм, и Джо, и даже Эзра, мой друг и помощник. Ушли все.

Он вспомнил все, что произошло, вспомнил грядущее одиночество и заплакал. Он был старик и не мог управлять собой. Он думал про себя:

— Да, они ушли все! И теперь я последний американец!

Конец второй промежуточной главы

под названием «Быстрые Годы».

3

ПОСЛЕДНИЙ АМЕРИКАНЕЦ

«Радость и веселье в хорошем зеленом лесу…»

Старая песня

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Может, это был тот же день, а может, другой, но в то же лето… а может, это было в другом году…

Иш поднял голову и увидел очень ясно молодого человека, стоящего перед ним. Он был одет в выгоревшие голубые джинсы с медными заклепками, а на плечи его была накинута звериная шкура. Лапы с когтями были завязаны на его груди. В руках был лук, а из-за плеча виднелся колчан с оперенными стрелами.

Иш заморгал, так как для его старых глаз солнце было очень ярким.

— Кто ты? — спросил Иш.

Юноша почтительно ответил: — Я Джек, Иш. Ты должен знать меня.

То, что он произнес «Иш», не означало фамильярности к старику. Напротив, в его тоне чувствовалось глубокое почтение, даже трепет, как будто слово «Иш» значит нечто больше, чем просто имя старика.

Но сам Иш был смущен. Он заворочался, так как на таком расстоянии он не мог рассмотреть юношу. Но Иш был уверен, что у Джека должны быть темные волосы, тронутые сединой, а у этого парня, что назвал себя Джеком, волосы были волнистые и рыжеватые.

— Ты шутить над стариком, — сказал Иш. — Джек — мой старший сын и я бы узнал его. У него темные волосы, и он старше тебя.

Юноша рассмеялся, правда, вежливо, и сказал:

— Ты говоришь, Иш, о моем деде, да ты и сам это знаешь. — И снова в тоне, каким он произнес «Иш» была какая-то странность. Теперь Иш заметил, что он произнес и слова «ты и сам это знаешь» тоже очень странно.

— Ты из Первых? — спросил Иш. — Или из Остальных?

Иш смотрел на него и удивлялся, что этот парень уже не ребенок, а носит с собой лук, а не винтовку.

— Из Первых.

— Почему у тебя нет винтовки?

— Винтовками играют только дети, — сказал юноша и рассмеялся чуть-чуть презрительно. — Винтовке ведь нельзя довериться, ты же сам знаешь. Винтовка иногда стреляет, и тогда раздается грохот, но большей частью ты нажимаешь курок, и он только щелкает. — Здесь он прищелкнул пальцами. — Поэтому на охоту с винтовками ходить бессмысленно, хотя, говорят, что раньше было не так. Однако теперь лук — самое надежное. Стрела