На суд она пошла с облегчением. Наконец-то все это кончится! Страха не было. Было безразличие и злость. Те, кто хотел ее сломить ­– ошиблись. Была бы на ее месте обычная девочка, наверное, у них бы все получилось. Но Сольвейг когда-то потеряла отца и привычную тихую, уютную, спокойную жизнь, долго выживала в трущобах, побывала в плену у бандитов, потому, вместо сломленного ребенка на суд пришла Чуня — зажатая в угол, озлобленная, уличная крыса. Для себя она решила, если не придет ее спаситель и ее осудят, она зубами вырвет себе вены. Больше в эту тьму она не вернется.

Ее привели в Зал суда и закрыли в тесной клетке. Тут же с той стороны толстых металлических прутьев появилась отвратительная рожа того самого мага, из-за которого она тут оказалась:

— Здесь тебе самое место, маленькая дрянь! — зло прошипел он, — Сегодня ты сдохнешь, потаскуха!

Какой же он мерзкий! Словно белесый червяк, живущий в отбросах.

— Он придет за мной, — она подняла на мага взгляд, — И тогда сдохнете вы! — и столько в ее взгляде было лютой ненависти, что взрослый сильный одаренный мужчина отпрянул от клетки.

— Сумасшедшая тварь! — прошипел он и, пряча свой страх, развалился в поставленном для него кресле.

Сольвейг не удосужились поставить даже деревянную табуретку. Да и не было в этом тесном закутке места для нее. Девочка спиной и локтями чувствовала холодные камни стен, а лицо едва не касалось решетки в бурых разводах ржавчины. Она видела, как подрагивают руки мага, как бегают его глазки и ей становилось легче. Да, она напугала его, только остатки веры в чудо пропали, едва она вошла в этот зал. Ее спасителя не было! И вряд ли он появится. Он мог не вернуться из степи, мог не узнать, что ее арестовали, мог просто не захотеть связываться из-за нищей бродяжки с всесильными жрецами.

Она готова была разрыдаться, завыть на весь зал, проклиная свою жестокую, несправедливую судьбу. Но улица приучила — никогда, ни при каких обстоятельствах не показывать свою слабость. И она держалась, исподлобья зыркая затравленным взглядом на этих сытых, уверенных в себе лощеных мужчин и женщин, собравшихся чтобы убить ее. Особенно страшен был самый главный. Сухой, весь какой-то изломанный старик с горящим яростью взглядом.

Поэтому, когда в помещение ввалился Федор, ей пришлось изо всех сил вцепиться непослушными пальцами в решетку, чтобы не упасть от стремительно накатившей дурноты, вызванной облегчением. Он остановился посреди зала и растерянно завертел головой. А потом развернулся и нашел взглядом ее. Сольвейг показалось, что во взгляде ее спасителя мелькнуло облегчение и теплая нежность. Да, нет. Это просто показалось… к сожалению. Парень, не слушая гневные речи злобного старика, шагнул к клетке.

— Я знала, что ты за мной придешь, — прошептала девочка, от волнения у нее просто пропал голос.

— Лучше бы было обойтись без этого, — недовольно скривился он и брезгливо посмотрел на мага, — Это его что ли ты цапнула?

— Его, — улыбнулась Сольвейг и тут же ее улыбка пропала. Она видела как в руках Верховного жреца появляется синее пламя, скручивающееся в шар. Мгновение и этот шар, толкая перед собой ледяную волну летит в спину ее спасителя. Она хотела закричать, предупредить, оттолкнуть парня. Но горло перехватило, а тело не слушалось. Ну, вот и все! Сейчас они погибнут. Как не правильно, как несправедливо! Его-то за что⁈ Он же ничего не сделал этим противным жрецам! Это все из-за нее!

Но ничего не произошло. Шар огненной стужи рассыпался ледяными искрами едва коснувшись Федора, а в глазах парня полыхнуло пламя:

— Это объявление войны роду Раевских?

И от него повеяло такой жутью, что старый жрец буквально размазался по своему трону, а сидящий рядом с ними маг визгливо запричитал и завонял. Сольвейг тоже было жутко страшно, но сцепив до хруста, до ломоты зубы и вцепившись в дверь клетки, устояла на ногах. В то время как маг и некоторые жрецы, поскуливая, распластались на полу.

— Так их! Так! — злобно шептала девочка, непослушными, стянутыми спазмом губами.

Все остальное действо проходило для нее, словно в тумане. Она не восприняла и не поняла, что теперь она дворянка, да и сейчас это не имело абсолютно никакого значения. Ей было непонятно, что имел в виду злой старик, предлагая помощь храма. Неужели он действительно думает, что после всего этого, она придет в храм за помощью⁈ Старый дурак! Плевать она хотела на Богов и их храмы. Они не помогли, не спасли, не наказали своих жрецов, творящих несправедливость! Пришел только Он! Спас и покарал злобных тварей! В который раз! Сольвейг без радости, но с удовольствием смотрела, как утаскивают скулящего мага, как храмовая стража уводит угрожавших ей жрецов. Видела недоуменный и испуганный взгляд Верховного жреца. Но ей было все равно. В голове крутилась только одна мысль. Он пришел и спас! Он всегда приходит и спасает! Скажи он ей сейчас, чтобы она умерла, она тут же, без разговоров, сделала бы это! Ничего, она еще успеет отдать за него жизнь. Сольвейг мысленно поклялась в этом под сводами Храма. И была услышана, судя по смеху Богинь.

Но он ничего не сказал. Он просто ласково приобнял ее за плечи и увел из этого страшного места, под ехидное хихиканье Хель и Живы.

Девочка молча смотрела в окно автомобиля на проплывающие мимо нее дворцы и анфилады мостов. Это уже было, она это уже видела, когда ехала на ту злополучную дуэль. Только сейчас не было страха и восторга, как тогда. Лишь покой и умиротворение. Ведь рядом ее спаситель, ее личный Спаситель.

Она даже не удивилась, когда на въезде на один из дальних островов их встречал сам Наследник Великого князя.

— Так вот ты какая — причина едва не случившейся войны Кровавого с бандами, а потом и с храмом? — княжич с любопытством посмотрел на Сольвейг.

Еще несколько дней назад она бы не находила себе места от оказанной ей чести. А сейчас девочке было все равно. Ведь он тоже не помог и не спас. Хотя везде кричат