— Это ты с чего такое взяла?

— Великий Ду рассказал.

Отец фыркнул.

— Ты теперь демонов слушаешь? Да каких! Ду — они же врут, как дышат! Да они дышат меньше, чем врут! — Он провёл рукой по глазам и стряхнул пелену, словно пенку с молока. — Значит так. Ты просила моего совета? Вот мой совет: идёшь сейчас на гору, выпускаешь амардавику, после этого сносишь головы Арунотаю, Вачиравиту и всем, кто случится рядом. Так понятно?

Я не шелохнулась, рассматривая его, словно видела впервые. Ведь вроде такие знакомые черты, в зеркале их вижу почти каждый день. Своё лицо, родное… А речи — словно из демонической пасти. Как это может быть? Было ли так раньше? Может, отец и не изменился, а изменилась я? Что бы услышала в его словах прежняя Ицара Суваннарат? Но у меня осталась только я.

— Понятно, что твой совет не гож. Арунотай и Вачиравит не управляют кланом Саинкаеу, они бестолковые и беспомощные жертвы произвола. Их смерти ничего не решат. Всех я не перебью, а поставить главой любого семиюродного брата оставшиеся могут на следующий день. И если уж тебе плевать на то, с кого Саинкаеу возьмут кровавую дань ради махары, то почему ты думаешь, что они станут брать со своих, а не по соседям?

Отец смотрел на меня пристально, стоя совершенно прямо. Под его тяжёлым взглядом я невольно сутулилась, хоть и не собиралась отступать. Скорее по привычке принимала низкую стойку в бою с более крупным противником. Наконец он расслабился, как-то осел и покачал головой.

— Я вижу, ты продалась им. Получила мужа-красавца, златотканые одежды и власть чуть не надо всем миром. И до родного клана тебе больше дела нет.

Я чуть не задохнулась, и не успела слова вставить, как он продолжил:

— Моя дочь Ицара вытянула смертный жребий. И больше я её не видел. А ты, не иначе, демоница, что завладела её телом. Ты не моя дочь. И вовсе не Суваннарат. И ходу тебе на Жёлтую гору нет. — Он перевёл дух, словно эти слова были подобны подъёму на крутой склон. А меня с того склона будто бы спустили пинком.

— Другой Ицары у меня для тебя нет, — отрезала я, прежде чем осознание его слов заморозит мне язык.

— Если нет другой, то не надо никакой, — припечатал он. Набрал побольше воздуха и голосом, тугим, как ремни, что держат броню, продолжил: — Убирайся с глаз моих, продажная погань, чтоб я больше тебя не видел, а иначе в следующий раз встретишься с моим мечом.

Я вздрогнула. Значит, я нынешняя — уже не Ицара. Или по крайней мере не Суваннарат. Вот так вот. А я за советом… Какие уж тут советы. И этот человек ругал меня за то, что рублю с плеча. На мгновение захотелось бросить всё, все свои глупые мысли, принципы и убеждения и броситься на широкую грудь, просить прощения, обещать, что стану послушнее, но… Не стану. И нечего обманываться. Если клану Суваннарат со мной не по пути, я не стану его уговаривать. Может быть, мой путь приведёт меня в никуда, как сегодня в храме. Может быть, я раскаюсь. но, даже раскаявшись, я никогда не поверю, что путь отца — верный.

Я сжала зубы и усилием воли выпрямилась во весь рост. И хоть рост отца от этого не поменялся, он уже не казался ходячей горой.

— Ну раз так, — я сглотнула, превозмогая дрожь в голосе, — то это ты, чужак, пришёл на земли Чаата, где я хозяйка. Тебе и убираться с моих глаз.

Он отшатнулся, как ошпаренный, и мгновение таращился на меня, словно надеясь, что ему померещилось, и я отвечу иначе. Но потом, постепенно его верхняя губа задралась в гримасе презрения.

— Неблагодарная! — сплюнул он и вымелся прочь из закоулка.

Уголок автора

Ниран-старший: Я прожил долгую жизнь и научился предвидеть катастрофы.

Суваннарат-старший: Я прожил долгую жизнь и научился валить с больной головы на здоровую!

Адульядеж-старший: Я прожил долгую жизнь и научился контролировать семью и подчинённых так, чтобы всё было по-моему… ой.

И куда Ицаре теперь идти?

Глава 18

Всюду клин

Обратно на Оплетённую гору я шла, как на казнь. Что же у меня за судьба такая хитрая, что куда ни потянешься, там двери закрывают? Я ведь просто хотела вернуться домой. Я перед семьёй ни в чём не виновата! Пошла по своей воле отомстить врагу, но семье-то я была должна только махару! И махару я отправила! А что с местью не сложилось, так а кто обещал, что сложится?

С другой стороны, и отца я понимала. Он меня уже раз похоронил, потом наверняка обрадовался вестям, решил, что уж раз я выжила и проникла во вражеский стан, то смогу от имени клана Суваннарат хоть намекнуть им, как они не правы. Потому что махара махарой, но ведь есть и гордость. И когда у тебя отбирают самое ценное, а ты и слова в ответ пикнуть не смеешь, гордость болит. Она и у меня болела, иначе бы я и не взяла на себя заявить всему свету, что с Суваннарат шутки плохи.

Другое дело, что на месте оказалось всё сложно. Но я сама понимала, как жалко в глазах отца выглядели мои отговорки. Если бы я до всей этой истории услышала, что, мол, один из сильнейших кланов управляется непонятно кем, учится непонятно чему, позволяет своим зачарованным растениям жрать людей, и при этом большинство людей в нём ни сном ни духом, я бы тоже не поверила. А уж в то, что на Оплетённой горе будь ты хоть женой наследника, хоть главой, но ты не сможешь выгнать даже зарвавшегося слугу… Да я такого и в сказках не слыхивала.

И вот отец, гордо отказавшись от махары с вражьего стола видит, как я за этим столом неплохо устроилась. Понятное дело, что он не поверил. Непонятное — это что мне теперь делать.

Я глубоко вдохнула пещерный землистый воздух. Когда я посылала