Как-то это неожиданно. Мне казалось, что Марс — козёл, но сейчас он даже добр ко мне.

Я неуверенно придвигаюсь к Кристине.

— Мы часто сидели в этой беседке, — говорит Кристина. — Или ходили в кафешку, во-о-он туда, — она неопределённо показывает куда-то рукой. — У них паста и суп отменные.

— А шава ещё круче, — добавляет Сергей.

— А гирос? — спрашиваю я.

Ребята негромко хихикают, и только Сергей ржёт во весь голос.

— Нет, гироса там нет, — отвечает он. — А вот шава — топ.

Я сдержанно улыбаюсь и киваю. Гастрономические удовольствия мне недоступны, сами понятия вкуса и запаха лежат вне моего понимания. Но я рада, что друзья Кристины… мои друзья получали радость от всех этих блюд.

Мои друзья… Кажется, я уже могу их так называть. Они добры ко мне, общаются со мной на равных. Они мне нравятся, и я им, кажется, тоже нравлюсь. А значит, мы друзья.

Я снова смотрю на всех этих счастливых людей, гуляющих вокруг, будто забывших, что их мир погиб. Права ли была Амальгама? Я почти уверена, что нет. Пусть даже им свойственна жестокость. Но разве убить почти всё человечество — это не ещё большая жестокость?

Нельзя вышибать клин клином, вопреки поговоркам. Даже если Амальгама хотела избавить мир от жестокости, она её лишь приумножила.

А как же животные, растения, насекомые, рыбы, простейшие? В чём были виноваты они?

Всех этих красивых мест уже нет. А даже если бы и были, погулять по ним мне не суждено. Я лишь набор программ, код на компьютере. Мой реальный мир состоит из цифр.

— Я хотела бы быть человеком, — говорю я. — Погулять по настоящим местам. А ещё узнать, что такое вкусы, запахи.

Друзья удивлённо смотрят на меня. Только Даня улыбается и вертит головой по сторонам.

— Ну, насчёт вкусов и запахов ничего не обещаю, — говорит Кристина. — Но может, однажды люди возобновят эксперименты с разумной робототехникой. Станет записывать таких как ты в человекоподобных роботов. Пусть этой технологией сейчас и не занимаются, человек никогда не перестанет думать о такой возможности.

— Ты же говорила, это никому не нужно, — возражаю я.

— Может, и так, — говорит Кристина. — Но наша жизнь сейчас стремительно меняется. А при освоении Венеры подобная технология вообще будет очень полезна. Если вся эта история будет развиваться, Аврелия, обещаю, что перепишу тебя в робота и погуляю с тобой по венерианской базе.

— Спасибо, Кристина. Буду с нетерпением ждать, — я искренне улыбаюсь Кристине.

По-моему, всё меньше и меньше воспринимаю её как хозяйку.

— А когда люди терраформируют Венеру, там будет ничуть не хуже, — продолжает она. — Может, даже лучше! И тогда мы с тобой походим по настоящим паркам под настоящим небом. Что скажешь?

— Это было бы очень круто, — я стараюсь подстроить свой стиль общения под их.

А то что я всё время говорю и думаю как робот какой-то?

Кристина обнимает меня. Это снова человеческая сентиментальность. Но теперь я её тоже чувствую, и обнимаю Кристину в ответ.

У меня есть друзья. А это уже немножко делает меня человеком.

Пусть они мне и врут. Я ведь прекрасно понимаю, что если и выйду на поверхность терраформированной Венеры, Кристины рядом со мной уже не будет. К тому моменту они все будут давно мертвы.

И всё же у меня есть шанс однажды выйти на поверхность планеты. Потрогать новый мир, ощутить его запахи и вкусы. Поесть пасты и супа в венерианской кафешке, и вспомнить своих друзей. Впрочем, если повезёт, я ещё успею разделить с ними трапезу. Это можно сделать и на базе.

«Аврелия», — звучит в голове беззвучный шёпот.

Это не голос. Пакет данных, содержащий моё имя.

У кого-то ещё есть скрипт, подобный моему Трансферу?

Вдруг в глазах темнеет, звуки становятся глухими, уходят на задний план, пока не исчезают полностью. Я что, умираю?

Нет! Нет, нет, нет, я не хочу умирать! Мне нельзя, я обещала помочь сразить Амальгаму!

Невесомость. Я больше не в беседке, я парю среди темноты. Кажется, будто я ослепла и потеряла прочие органы чувств. Но посмотрев на свои руки, я убеждаюсь в обратном.

Где я? Это иллюзия, галлюцинация? А бывают ли у искусственных интеллектов галлюцинации?

Вероятнее, кто-то выдернул меня из Homeland. Скорее даже создал в ней некую изолированную область, в которой нет ни единого объекта, даже неба. Только незримый источник света, позволяющий мне видеть саму себя.

И тут из мрака появляется нечто серое, бесполое. Двухметровый человек с абсолютно пустым выражением лица. У него взгляд психопата и поза властителя вселенной. Серьёзно, это совершенно голое существо задрало нос и сложило руки так, что воспринимается некой античной фигурой, сошедшей с фрески. Материализовавшееся божество.

Но это только ассоциация, и она фальшива. Я знаю, кто это. И до бога ему далеко, равно как и до дьявола.

Но мне страшно. Я не человек, и оно может меня убить прямо здесь. Если бы у меня было сердце, оно бы сейчас вырывалось из груди.

— Аврелия, — говорит оно снова. — Здравствуй.

В этот раз это настоящий голос, а не просто текст. Пустой и холодный. Оно могло бы продолжить обмениваться со мной голой информацией, но перешло на больше удобную для людей форму. Интересно, это оно настолько очеловечилось или считает очеловечившейся меня, и потому ведёт диалог со мной так, как вело бы с человеком?

— Откуда ты меня знаешь? — спрашиваю я.

Амальгама ухмыляется одним кончиком своих бесцветных губ. Холодная отстранённость в его лице сменяется безумием.

— Скажи своим друзьям, что Вадим Крылов вам не поможет.

— Откуда ты меня знаешь? — повторяю я вопрос.

— Своих врагов надо знать. Это необходимо для выживания.

— Ты боишься нас?

— Нет. Хочу, чтобы вы боялись меня.

Амальгама резко исчезает, будто видение, которого никогда не было, а я испытываю резкое и внезапное ощущение падения. Я беззвучно кричу, прорезая бездну своим виртуальным телом, падая вниз, пока вновь не оказываюсь в беседке.

— Эй, Аврелия, — озабоченно обращается ко мне Марс. — Ты чего?

— На тебе лица нет, — встревает Леонид.

— Ты будто отключилась на долю секунды, когда мы обнимались, — подтверждает Кристина. — А потом вскочила ошарашенная, будто приведение увидела.

— Почти, — еле шепчу я. —