проблему не может?

— Значит, не может. — Гуров уселся за свой стол, педантично собрал папки с делами и отчетами аккуратной стопкой, выровнял края. В голосе Стаса, несмотря на ехидство, вместо обычного для него юмора, желания ругаться вроде больше не звучало. Однако это пока он не слышал первую, хорошую новость. — Там, где живет сейчас ее знакомая, немолодая уже женщина, закрыли наркодиспансер. Старушка жалуется, говорит, беспредел по дворам и прямо на улицах, как в девяностых. Алкоголики спят в песочницах, детишки играют шприцами и битым стеклом. Это для глубинки как раз не странно. Странно то, что местные бездействуют.

— Понятно. То есть ты и их тоже работать научишь? — Станислав с легкой тревогой наблюдал за действиями Гурова. — Куда ехать, что за город?

— Онейск. Слышал о нем что-нибудь?

— Онейск… — повторил Крячко, не отрывая взгляда от стопки папок на столе друга. — А ведь что-то слышал. Праздник там какой-то, что ли. Даже по новостям передавали не так давно, но ты ведь новости культуры не смотришь. Вырос в их богом забытом городке знаменитый не то скульптор, не то поэт. Вернулся на историческую родину, и они это вроде как празднуют. Не великий повод для гордости, но их соседи и этим похвастаться не могут. Поешь мороженое, полистаешь памятные буклеты, напечатанные на заказ местным дворцом культуры. Магнитик мне привезешь. Кстати, к генералу Орлову ходил? Отгулы-то тебе дадут? — съехидничал Стас.

— Дадут, — хмыкнул Гуров, позвонивший своему непосредственному начальству и уточнивший этот момент после беседы с супругой.

— А какая, ты говорил, просто хорошая новость?

Гуров снова встал из-за стола и торжественно, будто бесценный дар, водрузил папки со своими документами на стопку Крячко. Придержал заботливо, чтобы не упали.

— А просто хорошая новость, Стас, в том, что пока меня не будет, ты отточишь свои навыки и поднимешь уровень взаимодействия с бумагами. И все настолько оценят твое служебное рвение, опыт и мастерство, что, вернувшись, увижу я тебя, вполне возможно, не здесь, а в кабинете Орлова. И сама Верочка станет варить тебе кофе.

«Вот сейчас и поднимется вторая волна, — предсказал про себя Гуров. — Сейчас он скажет, что это эксплуатация, что это выходит за рамки моих полномочий, и он намерен жаловаться на меня в Гаагский трибунал по правам человека».

Однако предсказание не сбылось. Может, лесть сыграла свою роль, может, перспектива обрести в подчинение специального человека, который станет заполнять за него бумажки с таблицами и варить кофе. Стас посмотрел на Гурова, потом на стопку. Потом опять на Гурова. По привычке откинулся на спинку вращающегося стула и вдруг, расслабляясь, закинул руки за голову.

— По рукам.

Ожидая подвоха, Гуров облокотился на его стол.

— Вот так, запросто, договорились?

— Нет, не запросто. — Крячко улыбался. Гуров знал это выражение лица. Каким бы легким в общении ни считали Стаса, он тоже был полковником УГРО. С этой улыбкой он столько сложных дел как орехи расщелкал, сколько мало кому снилось. Гуров видел, что решение принято. И именно это решение сейчас спасло их от продолжения утреннего разговора с новыми аргументами. — После того как ты в Онейске спасешь всех старушек и снимешь с деревьев всех котят, а я совершу трудовой подвиг и вырасту в глазах сослуживцев, с тебя шашлыки.

Конец тирады был настолько неожиданным, что Гуров решил, что ослышался. И решил на всякий случай переспросить:

— Шашлыки?

— Шашлыки, — кивнув, умиротворенно подтвердил Крячко. — Шашлыки на нашей с Натальей даче. В хорошую погоду и с ночевкой. Наши дражайшие половины будут сплетничать и резать салаты, а мы с тобой жарить мясо и пытаться вспомнить, как играть на гитаре. Тряхнем стариной. Наташа давно хотела. А ты, как я погляжу, совсем забыл, что такое лето, отдых. Я и тебе напомню, и жену порадую. Совмещу приятное с полезным. Жду вас с победой, полковник Гуров.

Гуров растерялся, но и обрадовался тоже. Планы были состыкованы, недопонимания устранены. Мир в кабинете восстановлен. Осталось припомнить, когда он действительно в последний раз нормально отдыхал.

В конце дня Лев Иванович написал заявление и был отпущен на все четыре стороны в счет одного из многочисленных не отгулянных отпусков. Покидая отдел кадров и почти вдыхая заслуженную свободу, услышал знакомый перестук каблуков. Гуров обернулся. Грациозная, как набегающая волна, и неумолимая, как фатум. По коридору двигалась Верочка, приветственно улыбаясь встречным. Завидев полковника, она вопросительно подняла брови и остановилась:

— Доброго дня, Лев Иванович. Что это вы тут делаете, осмелюсь полюбопытствовать, не иначе как приболели или собрались в отпуск? Я полагала, что вы помогаете Станиславу с отчетностью для Бориса Евгеньевича. Видела его сегодня в состоянии крайнего раздражения.

Гуров улыбнулся насколько возможно искренне. Ибо знал наверняка, лгать Верочке все равно что пытаться обмануть сканер магнитно-резонансного томографа.

— С отчетом для подполковника Тарасова все в порядке, уверяю вас. Работа ведется. Полным ходом, со всем рвением и самоотдачей. Я же собираюсь в отпуск, Верочка, со здоровьем все в порядке, благодарю. Супруга вызвала, сказала, что нужно помочь, и вот спешу. Исполнить свой долг перед обществом, заодно повидать славный город Онейск.

— Онейск? — железная секретарша протянула название городка слегка нараспев, и в лице ее появилась совершенно чуждая этой женщине мечтательность. С таким выражением обычно произносят названия вроде «Жемчужная Гавань» или «Синий Зурбаган». — Простите за любопытство, а какого же рода дела влекут вас в такую даль?

— Да особенно никакие, — растерялся Гуров. Вовремя вспомнил, что по примеру Крячко сфабриковать и достаточно четко выдать занятную и забавную версию событий ему не удастся, решил придерживаться прежнего курса и говорить скучную, но правду. — Давняя знакомая Марии пожаловалась, что хулиганы совсем распоясались. А участковый мер не принимает никаких вовсе. Решил побывать, увидеть проблему своими глазами.

— И это… все?

Вопрос, точнее интонация, не игривая, не кокетливая, а неожиданно живая для женщины с чувством юмора гильотины, удивила Гурова. Настолько, что он склонил голову к плечу и, понизив голос, спросил:

— Так точно, все, Верочка. Прошу прощения — я об Онейске не знаю чего-то, о чем знаете вы? Или вы хотите меня о чем-то попросить?

— Ничего особенного, не затрудняйтесь, Лев Иванович, — застенчивая школьница, на мгновение мелькнувшая в глазах Верочки, оказалась мгновенно стерта взмахом прямых, как стрелы, ресниц. — Удачной дороги вам, Лев Иванович. Отдохните там за всех нас, пожалуйста.

Кивнув ему на прощание, она проследовала дальше, оставив его в полном недоумении.

— Я вам магнитик привезу, Вера, — примирительно улыбнулся ей вслед Гуров. Она обернулась через плечо, и снова неясная тень уязвимой женственности промелькнула на ее лице. Промелькнула и исчезла.

— Спасибо, я буду ждать.

Решив не ломать голову над тайнами необъяснимого порой поведения женщин, Гуров направился к лестнице.

По дороге домой он размышлял о том,