А затем я сделал второй шаг, затем ещё один. Я медленно продвигался, примерно прикинув направление, вместе с тем стараясь изо всех сил вглядываться в темноту, и прислушиваться к окружающим меня звукам.

Глава 17. Возвращение в Нимуочь.

Возвращение в стан своего Анклава было не таким эпохальным, как я себе его представлял. Когда мы чуть ли не столкнулись лбами с отрядом наших разведчиков, на нас сначала бросились с кулаками, а только потом пару раз зарядив мне по лицу, бойцы разобрали знаки различия на нашей с Биними формой, и сменили гнев на милость. В этот раз засыпав вопросами, а не ударами. Вот только из-за усталости на грани с полным истощением, единственное, что я смог выдавить из себя - это просьбу доставить нас к палатке медицинской помощи. Нас с Бини парни услужливо взвалили на наспех сооруженные носилки. А вот нашего раненного пленника заставили прийти в себя отвешиваемые ими тумаки и пинки, и при помощи них же погнали в подразделение, куда потащили и нас. Участь пленника была не завидной, но я не имел сил возразить по поводу применяемых к нему методов мотивации. А привести разумных доводов, что того сперва следовало бы допросить, прежде чем избивать, я так и не смог, отключившись от слабости.

В палатке нас сразу взяли в оборот, причём Биними уложили на кровать, сразу же приступив к осмотру и лечению, а вот меня, приведя в чувство каким-то мелким флаконом, источающим резкий запах, оставили просто лежать на кровати. Медицинский персонал, проходя мимо, косился с недоумением. Видимо браться за лечение хоруса, коим меня все считали, тут никто не спешил. Но один из молодых санитаров всё же подошёл и поинтересовался что со мной приключилось. Я быстро, в меру возможного, обрисовал ему свои проблемы, что мне казалось были видны невооруженным взглядом - глубокий порез на груди, чрезмерная бледность ввиду потери крови и истощение от большой затраты сил. Сняв верхнюю часть формы и смыв запекшуюся кровь с ранения, медбрат обнаружил почти зажившую лёгкую царапину, которую просто плотно обмотал бинтами и направил в столовую, чтобы я съел двойную порцию. Других рекомендаций он не озвучил, переключив своё внимание на других бойцов, поступающих с более серьезными травмами.

Выйдя из палатки, я только теперь заметил, как много лежало разных парней на стандартных или рукодельных носилках, прямо на траве или земле, поблизости от палатки. Кто-то из них был в сознании, кто-то спал или был в отключке. В глазах потемнело, а меня сильно качнуло. То ли от голода, то ли от осознания, сколько всего местных парней и девушек не только ежедневно погибали, но и были серьезно ранены в ходе сражений. Мог ли я помочь каждому из них? Наверное нет, только если силой не заставить всех участников прекратить войну. Но для этого требовалось бы ввести с Земли войска, что наверняка вызвало бы ещё один скоротечный конфликт. Получался замкнутый круг.

За такими тяжелыми мыслями я незаметно для себя добрался до местной столовой и положил себе двойную порцию еды, вручив местной ответственной за еду, небольшой квиток от медика. Я успел медленно употребить две ложки местного варева. За приёмом пищи, не самой, кстати, приятной на вкус, меня и застали рекрутёры.

- Майк Хорус? - зычный голос мужчины в серой форме оторвал меня от разглядывания доверху набитой жестяной миски и махания ложкой. Я оглянулся по сторонам, будто изображая поиски, к кому ещё тут могли обращаться кроме меня. В столовой было всего человек пять или шесть, но все они сидели в отдалении от меня.

- Чем обязан? - я вернулся взглядом к говорившему. Желания общаться с рекрутёрами у меня не было, от слова совсем.

- Встать, когда разговариваешь со старшим по званию! - внезапно завопил он, разбрызгивая слюну во все стороны. Позади одного рекрутёра немедленно нарисовались ещё двое. Первый же продолжал вопить, - Почему одет не по форме? С какой стати двойная порция пайка? Где твой командир, боец?

Понимая, к чему всё идёт, я закинул ещё пару ложек в рот, тщательно пережевал, а затем поднялся и повернулся к рекрутёрам спиной, слегка вытягивая назад соединённые руки. Биними предупреждал меня, что больше дезертиров, рекрутёры ненавидят тех, кто отступил с поля боя без приказа. Видимо им даны были отдельные установки на их счёт. Так что вытаскивая своего товарища на собственных руках, а заодно доставляя и взятого в плен бойца, я прекрасно понимал, чем подобное может для меня закончится.

После посещения палатки первой помощи, а затем и столовой, я очутился в одиночной камере в наспех построенной гауптвахте. Ни туалета, ни кровати, ни каки-либо других удобств здесь не было. Но я, привычный к суровой армейской жизни, растянулся прямо на земляном полу и попытался уснуть.

***

Проснулся я посреди ночи, от того, что в замке моей камеры скрипел ключ. Меня вывели под открытое небо и повели куда-то под конвоем даже не связывая рук. Лагерь был подсвечен светом факелов, чрезмерная халатность, учитывая, что всего в нескольких километрах была линия боестолкновений. Но в голове крутились совсем другие и более угнетающие мысли. Неужели будут судить прямо здесь и сейчас? Расстреляют? Или снова отправят на передовую? Вопросов было больше, чем ответов. А вот желания жить и бороться почти не осталось. Так плохо мне никогда не было. Жизнь казалась серой, убогой и не имеющей смысла. Образ Кэти и Анги ещё хоть как-то заставляли меня шевелиться, а вот в камере после ареста я просто лежал ничком, ничего не делая и не думая о своём будущем.

К тому моменту, как я уже было передумал куда-то дальше идти, настолько измотанный из-за недоедания, усталости и прерванного сна, за последние несколько суток, мы по лабиринту окопов пришли к большому, по местным меркам, бункеру, вырытому прямо в холме. От входной двери и до комнаты вёл узкий тёмный коридор, с парочкой поворотов, укрепленный деревянными подпорками и со стенками, обложенными досками. Сам бункер изнутри был не особо большим, пара столов, стульев и скамеек, карта на одной из стен,