глаза Рэя выпучиваются, его пальцы обхватывают мои, чтобы отстранить, но я не оказываю сильного давления. Я просто пытаюсь удержать его неподвижно.

Наклоняюсь и целую его.

Он не отвечает на мой поцелуй, но это не важно.

Его губы на удивление прохладные, но мягкие, и прикосновение его усов посылает молнию прямо к моему члену, мои яйца сжимаются, внутри разгорается огонь.

Рэй что-то бормочет мне в губы, одной рукой пытаясь разжать хватку на горле, а другой упираясь мне в грудь, пытаясь оттолкнуть меня от себя.

Я сдаюсь. Опускаю руку и отступаю назад.

— Что с тобой не так? — говорит мне Рэй, его глаза безумны, рот приоткрыт, он тяжело дышит, и черт возьми, это возбуждает меня как ничто другое. — Это мое наказание?

Я слабо улыбаюсь ему. Я все еще чувствую прикосновение его усов к своей коже.

— Если ты этого хочешь, — говорю. — Я…

Но прежде чем я успеваю закончить фразу, он наклоняется и хватает меня за лицо.

И целует.

Я чувствую, как воздух покидает мои легкие.

Всхлипываю, прижимаясь к нему, ощущая прикосновение его языка к своему, чувствуя, как он раскрывается, словно распускающийся цветок, и понимаю, что даже если это грех, то я с радостью назовусь грешником.

Он стонет, его звуки ласкают мою душу, а затем он опускается передо мной на колени. Его движения неуверенны и неистовы, и мое сердце скачет, как жеребец, и я не могу поверить своим глазам, не могу поверить в то, что происходит, в то, что сейчас будет.

Он поднимает руку и смотрит на меня своими прекрасными глазами.

— Пожалуйста, — говорит он, задыхаясь, тянется к моим брюкам, и это потрясает меня до глубины души.

«Пожалуйста» — простое слово, пока кто-нибудь не произносит его, стоя на коленях.

Такое чувство, что передо мной открылся целый новый мир.

Я помогаю ему, расстегиваю пуговицы на ширинке и вынимаю свой член. Держу в руке длинный и твердый стояк с толстыми прожилками, этот красивый мужчина ждет разрешения, и кажется, что я вот-вот кончу. Я уже вижу жемчужинки возбуждения на вздувшемся кончике и с трудом сглатываю, желая потереться им о его язык, желая, чтобы он попробовал на вкус, попробовал меня.

Не знаю, есть ли у Рэя какой-нибудь опыт в отношениях с мужчинами. Я даже не знаю, правда ли он этого хочет, или хочет избежать дальнейшего наказания, но мне все равно.

Мне все равно.

— Открой ротик, милый, — говорю я ему, сжимая в кулаке его мягкие волосы.

Рэй приоткрывает рот, я толкаю его голову вперед. Он издает сдавленный звук, но я крепко удерживаю его на месте. Его нижние зубы задевают мою уздечку, и я шиплю от бодрящей смеси удовольствия и боли, но тут он начинает сосать и лизать, и мои глаза закатываются.

— Черт, у тебя такой горячий рот, такой влажный. Продолжай, не смей останавливаться. Не смей останавливаться.

Я продолжаю двигать головой Рэя, и он протягивает руку, хватает меня за основание члена, нежно тянет за мошонку, и я умираю, стоя на ногах. Это рай и ад, слитые воедино.

— У тебя хорошо получается, Рэй, — подбадриваю я его, мой хриплый голос звучит чуждо. Даже Мари никогда не делала этого со мной, говорила, что это неприлично.

К черту чистоту, я хочу быть грязным.

— Да, — шиплю я, когда он заглатывает глубже. — Да, высасывай меня досуха.

Его ответ звучит приглушенно, а я стою, двигая бедрами, и смотрю, как он овладевает мной, и никогда в жизни не чувствовал себя такой сильным. Неважно, что произошло за несколько минут до этого или что произойдет через несколько минут после, я…

Оргазм застает меня врасплох, без предупреждения.

— Господи Иисусе! — я ругаюсь сквозь стиснутые челюсти, мои яйца приподнимаются, бедра так напряжены, что мышцы ноют, и я издаю низкий горловой стон, который эхом разносится по всему дому. Я кончаю, пульсируя, дергаясь во рту Рэя, и открываю глаза, чтобы увидеть, как двигается его кадык, пока он заглатывает меня, и это самое прекрасное зрелище.

Затем, когда я наконец заканчиваю, то высвобождаю свою сведенную судорогой руку из его волос, и он вытирает рот, тяжело дыша.

А потом он смотрит в сторону двери.

И с леденящим душу ощущением я понимаю, что мы не одни.

Я следую за его взглядом.

Мари стоит у двери и смотрит на нас с открытым ртом.

Должно быть, она вошла, а мы были настолько поглощены страстью, что даже не заметили.

На мгновение я думаю, что, может быть, мне не нужно оставлять ее. Может быть, нам и не нужно разводиться. Может, мы сможем быть втроем, научимся делиться друг с другом по очереди.

Но тут она кричит.

Ее глаза горят ужасом, негодованием и отвращением.

Она идет к нам с кипящим гневом, раскинув руки, кричит на нас, называя аморальными, грешниками, дьяволами, язычниками, как будто не она первая совершила прелюбодеяние, как будто все эти термины к ней неприменимы.

К этому времени Рэй уже на ногах, я быстро прячу член в брюки, и, кажется, вся ее ярость направлена на меня. Ее палец у моего лица, глаза дикие, как у зверя в клетке.

— Я знала, что ты такой, — говорит Мари, кипя от злости и тяжело дыша. — Я знала, что ты один из них. Неисправимый грешник, ты отправишься прямиком в ад!

Я вскидываю руки, пытаясь сохранить спокойствие, но безуспешно.

— Ты изменяла мне, Мари! Я знаю, что изменяла. Ты не сможешь этого скрыть, не сможешь отрицать.

Но я не осмеливаюсь рассказать ей, как узнал.

— Я изменяла тебе, потому что ты содомит3! — кричит она. — Потому что я знала твою истинную натуру, я видела зло, тьму, которая обитает в тебе. Я знала, что вышла замуж за бессовестного человека, и мне нужно было очистить свое тело от тебя, а душу — от твоей грязи!

Я указываю на Рэя, который по-прежнему молчит и напуган.