— Ты меня знаешь, франк?

Нельзя сказать, что викинг удивился. Это у нурманов в природе — преувеличивать собственную известность.

— Конечно я тебя знаю, дурень! — рявкнул Стевнир. — А вот тебе меня лучше бы не знать!

— Да это же Стевнир Торгнюрсон, хёвдинг Пешехода! — воскликнул кто-то из хирдманов. — Эй, Стевнир, ты почему вырядился франком?

— Точно! — поддержал крикуна Сизый, опуская щит. — Ты зачем вырядился христианином, хёвдинг?

— Это великая тайна! — заявил Стюрмир, останавливаясь. — Теперь вы ее знаете, парни, и это очень плохо для вас!

— Что за тайна? Почему плохо? Говори, Торгнюрсон! — загалдели бойцы, которые тоже опустили щиты и расслабились.

— А потому плохо, что вы меня видели! — торжественно произнес Стевнир. — Никто не должен был видеть меня в одежде франка! Так что теперь мне придется… — Стевнир демонстративно вздохнул и закончил обычным голосом: — … всех вас убить.

Скорость, с которой бойцы Бьёрна снова собрали строй, была поразительной даже для викингов.

Стевнир загоготал. Приседая и хлопая себя ладонями по ляжкам.

— Поверили! Поверили, дурни! Га-га-га!

Через пару секунд к веселью присоединились дренги Стевнира.

А еще через полминуты — бойцы Бьёрна.

А потом все дружно сели перекусить. Французскими припасами. Умяв за один присест где-то месячную норму пары крестьянских семей.

И разошлись вполне мирно и довольные друг другом, унося каждый свое. Варяги и их спутники — копченый окорок и семь мешков с зерном для людей и лошадок, а люди Бьёрна — байку о том, что Хрольв Пешеход намерен штурмовать Париж собственными силами.

— И вот зачем это было делать? — провозгласил Стевнир, останавливая коня рядом с Сергеем.

Дальше дороги не было. Мост, по которому они благополучно перебрались через речку пару дней назад, некие добрые люди превратили в торчащие из воды головешки.

— Подумаешь, мост! — пренебрежительно бросил Траин. — Я эту речку раз десять туда-обратно переплыву!

— С оружием и припасами? — с иронией уточнил Рёрех.

Траин смутился.

— Ищем брод, — решил Сергей, и они двинулись вверх по течению.

— Богатая земля, — проговорил Рёрех, глядя на зеленеющие поля. — Понятно, почему здесь воюют. Есть что завоевывать.

— Такую землю не завоевывать надо, а защищать, — буркнул Сергей. — Урожаи вдвое, а то и втрое от наших, а у смердов животы к позвоночнику присохли.

— Это не смерды, а холопы, — внес поправку Траин. — Свободный не стал бы такого терпеть. Сбежал бы в лес. Вот в тот хотя бы, — сын ярла махнул рукой в сторону опушки.

— Жюст! — окликнул Сергей француза. — Почему здешние крестьяне в лес не бегут?

— Так нельзя в лес! — Жюст явно удивился. — Это же графский лес. Здесь даже хворост на опушке собирать нельзя — вздернут!

— А зачем графу хворост? — удивился Траин.

— Графу — ни за чем. Но не положено. В этом лесу граф на оленей охотится. Или на кабанов. Их вообще бить нельзя. Даже если поля травить начнут.

— Как это? — Теперь даже Рёрех удивился. — Они его урожай жрут, а он терпеть должен?

— Он должен егерям сообщить, — пояснил Жюст. — А те — графу… Только мало кто сообщает.

— Почему? — спросил Сергей.

— Так от охоты вреда больше, чем от кабанов будет. Эти все поле конями вытопчут. И не одно. Хорошо, если потом один колосок из пяти останется. А кабанов можно шугануть втихую. А иной раз и поросенка какого того, — Жюст сделал вид, что вгоняет нож. — Только незаметно. Узнают егеря — повесят.

Варяги переглянулись. Теперь окрестный пейзаж уже не казался таким… благостным. А примыкающий к полям лес, лиственный, зеленый, южный, оказывается, таил всякие сюрпризы: кабанов, егерей…

— А откуда ты это все знаешь? — спросил Траин по-нурмански.

Жюст понял. Язык «северных исчадий» не так уж отличался от германского.

— Так я сам из крестьян, — пояснил он. И добавил с грустью: — Был, пока люди архиепископа не забрали нашу землю за долги.

Далее последовала короткая печальная история о том, как сначала некие вояки, причем французы, а не викинги, ограбили их деревню и порубили садовые деревья для собстенных нужд, потом солдаты короля Эда, который был королем до Карла, забрали все зерно, которое не удалось припрятать. Потом… В общем, в итоге землю, на которой обитало семейство Жюста, «унаследовал» архиепископ, и спустя полгода вся деревня оказалась у прелата в кабале. Кроме Жюста, который хоть и был совсем сопляком, но понял, что крестьянский труд в подобных условиях не для него, и сбежал. Лет семь он кое-как выживал: батрачил, крал, что плохо лежит. Однажды угодил в рекруты, но ухитрился дезертировать, пристал к шайке разбойников, но тоже успел смыться до того, как их изловили и повесили. Но через два года все-таки попался и непременно сплясал бы с конопляной подругой, если бы не варяги.

— А я-то думал, наши соседи-нурманы разорили эту щедрую землю, а оказывается, здешние и без нурманов прекрасно обходятся, — резюмировал Рёрех, выслушав историю их переводчика.

— Если бы местные не гадили друг другу, а жили в мире, то никакие враги им были бы не страшны, — сказал Сергей. — Вспомни ромейские корабли. И их катафрактов. Прикинь, сколько зерна надо, чтобы стольких воинов в железо одеть, обучить, да еще и на таких коней усадить. А они могут, ромеи, потому что у них земли не хуже этих. А людей еще больше, что тоже важно. Пшеница сама себя не вырастит. Так что, пока они меж собой не задерутся, ни мы им не страшны, ни нурманы. Крепким властителям такие только на пользу. Вот того же Харальда возьми, который нынче Золотой. Сколько лет он за ромеев бился? И здешний король, будь он поумнее, взял бы такого Харальда на службу, и дело с концом.

— Не выйдет, — покачал головой Рёрех. — У ромеев золота много, а у этих?

— Вот их золото, — Сергей обвел рукой зеленые поля, полосы плодовых деревьев, высаженных на более высоком берегу реки. — И земли здесь есть, и овцы, и люди для этих земель и овец, которые сами как овцы. Не то что