Цель ведь достигнута. Главный враг повержен. Мой любимый враг…

Что бы сказал мой брат, узнав, что я попала в такую передрягу?

Оказавшись на улице, подняла глаза к небу. Голубое. Жаркое. С плывущими кучевыми облаками, будто взбитыми в блендере.

Солнце светит ярко. Высоко.

– Василёк, оставь его мне. Пожалуйста, – горькие слезы крупными каплями стекают по щекам, туманя горизонт. – Хочешь, я его всю оставшуюся жизнь истязать буду? Может, ещё пожалеет, что не рядом с тобой. Только не забирай его. Потому что иначе я ни хрена не пойму, зачем мне жить без вас обоих.

Луч прошёлся по радужке, ослепив. Словно наказывая. Зажмурилась, пережидая, когда резь прекратится, и услышала визг шин.

Минивэн остановился рядом, дверь отъехала в сторону, и меня тут же затащили внутрь.

Резко, порывисто вытерла слёзы, не желая ни с кем делиться своей слабостью. Не с чужими людьми.

– Где Соломон? – осипшим голосом спрашиваю, изучая его подручных.

Всё печёт внутри. Плавится, горит. С тоской заглядываю за тонированные стекла. Чем дальше автомобиль отъезжает от госпиталя, где находится Шамиль, тем тяжелее мне дышать. Жить. Всё естество тянется к нему обратно. И я изнываю от боли и неведения. Не понимая, жив ли он…

Мужчины из тех, которых проще встретить в тёмном переулке и надеяться, что пройдут мимо, типичные головорезы, наблюдали за мной без интереса.

– Скоро узнаешь.

Больше общаться со мной они не планировали.

Уставилась на дорогу, гадая, куда меня везут. Зачем я понадобилась Соломону? Неужели верит, что мы можем быть вместе?

А ведь у него есть для этого ресурс. Потому что кроме Шамиля я, по сути, никому и не нужна. Папа точно не кинется меня искать. Он даже не узнает и не заметит, что я пропала. Да и в целом какой ему резон забирать меня у партнёра? Проще сбагрить нерадивую дочку.

Получается, Соломон без препятствий увезёт меня куда угодно. Смогу ли я выбраться из его лап? Или ему удастся сломать меня, подчинив себе? Много у него уйдёт сил наносить удары по хребту, попадая туда, где не заросли старые трещины и раны?

Ощутила тошноту от этих мыслей. Ведь подобное возможно лишь в случае смерти Шамиля.

Поняла, что, если буду об этом думать, просто свихнусь.

Надо хотя бы попытаться взять себя в руки, а не раскисать раньше времени.

Автомобиль мчался на всех парах, нарушая правила дорожного движения. Спешили доставить добычу к Соломону. Меня вихляло по салону от быстрой езды, и я сидела, сжимая руками сиденье. Надеясь выжить в этом путешествии.

Наконец, остановились.

Чёрная дверь отъехала назад.

Открывшийся вид не сулил ничего хорошего.

Поле да взлётная полоса.

Частный джет с трапом ждал меня.

Толкнули в спину, ведя вперёд. Как каторжницу, заставляя против воли подняться на борт.

Солнце пекло, от тяжёлого платья, жаркой погоды и нервов я вся покрылась неприятным, липким потом.

Меня поглотило тесное пространство джета и встретила холёная физиономия Соломона. Довольного, сытого.

Он поднялся, преисполненный радости от нашего воссоединения. Его настроение ничего не омрачало. Даже мой ужасный вид. В мыле и свадебном наряде.

Протянул ко мне свои руки, будто ожидая, что я тут же совершу ответный жест, сжимая его пальцы. Затошнило от подобного предположения.

Стояла как вкопанная, не понимая, какие следует имитировать эмоции, чтобы чуть дольше прожить.

– Василиса, тебе понравился мой свадебный подарок? – улыбается во все тридцать два винира. Загорелое лицо искажает гримаса. А я не могу взять в толк, почему в детстве он казался мне красивым. Почему я не замечала, что на самом деле это существо так же уродливо, как и мой отец?

– Какой подарок? – глухо, без интереса уточняю.

– Как какой? – наигранно переспрашивает. – Я ведь обещал, что убийца брата будет наказан. Вот он сдох. От моих рук.

Мир пошёл рябью. Как телевизор, перед тем как отключиться.

– Сдох? – каркаю сухим горлом.

– Конечно. Я ведь всё довожу до конца. Рада?

Согнулась, одной рукой опираясь о дверной проём, а другой вдавливая ладонь в солнечное сплетение.

Тошнота подступила к горлу, так что вздохнуть невозможно. Кажется, сейчас разом избавлюсь от сердца, печени и почек.

Физическая и душевная боль смешались в отвратительный по своему вкусу коктейль.

– Ты так об этом мечтала, Лисёнок, – Соломон неожиданно оказывается рядом, мои рефлексы слишком замедлились, чтобы фиксировать происходящее в окружающем пространстве.

Преодолевая внутреннее сопротивление, подняла к нему взгляд.

Смотрит холодно. С издёвкой. Получая извращённое удовольствие от моего состояния.

Должно быть, давно уже понял, что я влюблена в Шамиля.

И почему-то чувствую, что он даже ревности не испытывал по этому поводу. Скорее, нечто иное. Злость из-за раненого самолюбия. Оттого, что некогда влюблённый подросток вырос и перестал мечтать об объекте грёз. И поражение, потому что место, ранее принадлежащее ему, занял соперник, оказавшийся лучше него по всем статьям.

Умнее, моложе, привлекательнее. Хотя вовсе не эти качества стали основой для любви. А странное, давно забытое, а возможно и никогда на самом деле не известное, чувство защищенности, которое я ощущала лишь рядом с Шамилем.

Снова с трудом заглядываю в лицо некогда близкого человека. Меня воротит от его холёной физиономии. От жутких, утративших человеческое выражение глаз. Не удивлюсь, если он сбросит личину, а под ней обнаружится рептилия.

– Что же ты сейчас не выглядишь радостной? – приподнимает моё лицо, больно сжимая подбородок и не давая увернуться от препарирования.

Раскладывает меня на составляющие. Шок, смятение, ужас, ярость, надежда, страх.

Страх. Его больше всего. Он переполняет меня. Лижет, как океанические волны. Захлёстывает с головой. Затем отступает. Давая обманчивую надежду. И вновь заставляет окунуться с головой. Задыхаться, глотая на поверхности воздух.

Страшно надеяться на то, что слова Соломона окажутся ложью. Страшно поверить в эту ложь и обнаружить, что она соответствует действительности.

И вдруг я понимаю совершенную ошибку. Будь я старше, не показала бы свои эмоции. Не оголила звенящие, как под высоковольтным напряжением, нервы.

Но чувств так много, что я не сумела справиться. Совладать с собой.

Хотелось что-то ответить. Колкое. Послать его куда подальше. Но тошнота мешала. Меня мутило только оттого, что он ко мне прикасается. Отвращение выросло до таких размеров, что кожа покрылась холодным потом, как при отравлении.