– Ну разве можно так грубо? – на чеченском языке беспокоился Зайнди. – Ведь он старше.

– За карточным столом – как в бане, – в прежнем тоне, на русском парировал Докуев.

Договорились играть до двух ночи, раздавать попеременно карты хозяев и привезенные Анасби. Вскоре Докуев заметил, что во время раздачи его карт хозяева избегают острой игры, даже пасуют с явно выигрышной картой на руках, а когда метаются их карты, постоянно выигрывают. Анасби не выдержал и пару раз намекнул на эту закономерность.

– Ты что хочешь сказать, что наши меченые? – процедил сквозь зубы Арон, демонстративно поправляя за поясом пистолет.

– Пока не говорю, но предположение есть, – поправил кобуру Анасби.

К полуночи случается одна сека, следом, как и в игре с Домбой, вторая, в банке огромный куш. По очередности должны раздаваться карты Анасби, но Зайнди утверждает, что нет. После долгого спора Докуев доказывает свою правоту. Арон тасует его колоду. И здесь следует отметить, что в те времена особым разнообразием товаров людей не баловали, все в основном выпускалось по одному Госту, и таким образом рубашки карт были в целом одного внешнего вида – в диаметральную сеточку двух цветов. То есть карты, привезенные Анасби, и хозяев блат-хаты были схожи.

Арон все еще упорно тасует колоду Анасби, разыгрывается огромный куш. В это время Зайнди просит подать ему пива с маленького стола. Внимание всех отвлекается, и только краем глаза Анасби заметил, как Арон ловко сфокусничал.

– Ты подменил карты, скотина! – вскричал Анасби вскакивая, чуть не опрокидывая стол, его спокойствие вмиг улетучилось. – Я все видел!

– Что ты орешь, как резаный, – злобная усмешка застыла на лице Арона. – Если боишься играть, то пошел вон, а обвинения твои пусты, вот пусть они подтвердят.

– Я видел, как он подменил колоды, – нервно дрожал Анасби, ища поддержки его глаза в растерянности блуждали от Аслана к Зайнди.

– Ты наверно ошибся, – тихо вымолвил друг Аслан.

– Нет, – с силой стукнул Докуев по столу.

– Ты нам мебель не ломай, – спокойно среагировал Эдишев Зайнди и чуть погодя добавил, – игру тоже… Проигрывать тоже надо с достоинством.

– О каком достоинстве ты говоришь? – еще громче вскричал Докуев. – Пусть распечатает новую, мою колоду и раздает.

– Если ты мент, то тебе можно всюду командовать? – налились кровью глаза Арона. – Я сейчас вышибу из тебя всю спесь.

– А ну попробуй – козел! – вызывающе надвинулся Анасби.

– Перестань, перестань, – встал на его пути Зайнди. – Что ты здесь несешь, сопляк? Мы тебя сейчас в бараний рог свернем.

– Пошел ты… – обматерил Эдишева Анасби, отталкивая его от себя, и следом страшно выругался в его адрес на чеченском языке.

– Как ты смеешь оскорблять моего дядю?! – вступил в спор Аслан.

– Это твой дядя? – обернулся к другу Докуев, его глаза в удивлении стали круглыми. – Так значит ты меня подставил? Неожиданно просвистел удар кулака, и Аслан опрокинув маленький стол, полетел в угол. Он недолго, только мгновение сидел на полу, оперевшись о стену. Выхватив глазами столовый нож возле себя, вооружившись им, вскочил и двинулся на отпрянувшего в испуге Докуева. Блеснул металл. Анасби закричал в страхе, и в тот же момент раздались подряд четыре выстрела. Кровь, мозги и еще что-то противное, слизкое разлетелось по комнате. Зайнди в испуге сжав голову, кинулся под стол. Арон огромными ручищами схватил деньги с картежного стола и выскочил в раскрытое окно… И как раз в этот момент началась подосланная Докуевым Домбой облава блат-хаты.

Утром на железнодорожном вокзале задержали Арона и как беглого рецидивиста этапировали на место заключения.

Будучи в состоянии аффекта Анасби на первых же допросах стал давать достоверные показания, после которых задержанного вместе с ним Зайнди Эдишева переквалифицировали из обвиняемых в свидетели происшествия и освободили из изолятора временного содержания.

Оказавшись на свободе, Эдишев Зайнди первым делом послал к Домбе стариков с объявлением кровной мести. В результате Докуевы попали не просто под двойной пресс работников госбезопасности и бандитов, но и под жесточайшее давление органов советского правосудия и чеченских кровников.

Эдишев Зайнди, как закоренелый шельма и хам, принял самые жесткие меры по подавлению Докуевых: во-первых, угрожал, что убьет любого из мужского пола кровников и дал понять, что раз Анасби временно недоступен, с расправой над ним подождут, а первым делом расквитаются, расстреляв Албаста; во-вторых, потерпевшие наотрез отказались вести любые переговоры с посредниками по урегулированию конфликта, и, наконец, в-третьих, обосновав, что убитый был единственным сыном одинокой женщины и, следовательно, опорой, надеждой и кормильцем семьи, они потребовали независимо от всего выложить в качестве компенсации огромную сумму – пятьдесят тысяч рублей.

Испугавшись угроз, Албаста отправили в другой город к дальним родственникам Алпату. Сам Домба был в полной прострации, не знал, как действовать и как дальше жить. Он, как и его жена и дочери, в срочном порядке вызванные из Москвы, боялись выйти из дома. Все контакты с внешним миром велись через Мараби. А когда верный нукер выезжал по крайней необходимости семейства со двора, Докуевы впадали в состояние беззащитности и полного упадка духа. Для охраны и обслуги семьи одного Мараби явно не хватало, а на кого еще можно было бы положиться, Домба не знал. И тут как-то вечером Мараби вроде бы ненароком бросил фразу:

– Лорса Самбиев вернулся из армии. Был ранен, служил в десантных войсках в Афганистане.

– К чему это? – встрепенулся Домба, вспоминая, что именно Лорса – кровник Албаста и всей семьи Докуевых.

– Обиды детства можно было бы забыть – не глядя в сторону Домбы продолжал Мараби. – А Самбиевы как-никак односельчане, мои друзья, и главное Лорса владеет любым видом оружия и техникой рукопашного боя… Он надежен, смел и силен.

Домба вспомнил покойного Денсухара, призадумался. Еще одна вражда семье абсолютно не нужна, тем более что все поросло травой, а при грамотном подходе полунищих Самбиевых можно ловко использовать в качестве щита или хотя бы подспорья.

Не откладывая, на следующее утро Мараби мчится в Ники-Хита, и в полдень в доме Докуевых появляются братья Самбиевы и их мать Кемса. Домба в знак верной дружбы с Денсухаром, прощает все грехи односельчанам, все это подкрепляется сытным обедом, по окончании которого безработный Лорса дает согласие на охрану дома и семьи Докуевых за ничтожную для Домбы, но не для Самбиевых сумму в двести рублей в месяц.

– Плюс трехразовое обильное питание, – ставит винодел точку