Шрифт:
Закладка:
– Я думала, что смогу, – говорит она. – Прости.
Я ложусь поверх одеяла рядом с ней, прижимаю ее к себе и обнимаю, не прикасаясь к ней ни одним участком кожи, не считая рук.
– Господи, ну что ты. Это я должен извиняться. Мне не надо было давить на тебя.
Я нежно провожу рукой по ее руке, мои пальцы нащупывают ее браслет. Я медленно провожу по медальону.
– Ты была не готова. Я должен был догадаться.
– Ты на меня не давил, Мейсон. Я хотела этого. Я хочу этого. Я просто не уверена, что смогу.
Я чувствую, как ее грудь вздымается и опускается, когда она глубоко вздыхает.
– Ш-ш-ш…
Я крепко держу ее в объятиях, и она не возражает. Мы просто лежим и слушаем дыхание друг друга. Я хочу, чтобы она знала, что я рядом. Я хочу, чтобы она это почувствовала. Я готов на все.
Когда она вдыхает и выдыхает неподъемно большое количество воздуха, вдоль моего позвоночника пробегает дрожь. Она собирается мне рассказать. Тайны сейчас сорвутся с ее губ. Ужасные, душераздирающие тайны.
– Знаешь, как это бывает, когда ты просыпаешься ото сна и готов поклясться, что это был не сон? – спрашивает она. – Когда ты не можешь понять, как нечто, что ты видел с такой ясностью и в таких подробностях, могло не произойти на самом деле?
Я киваю ей в шею.
– Да, – выдыхаю я в ее волосы.
Я чертовски хорошо это знаю.
– Я не девственница, – тихо сообщает она, и ее голос дрожит от испытываемых эмоций. – Но я не помню, как потеряла девственность.
Я замираю и беру ее за руку, собираясь с духом, чтобы выслушать все, что она мне расскажет.
– И я не знаю, с кем я ее потеряла, потому что там было так много парней. Так много… – Ее слова растворяются в воздухе, умолкают, а от дикого страха мои внутренности сворачиваются в кольцо.
Моему мозгу требуется пара секунд на то, чтобы связать «Я не помню, как потеряла девственность» с «так много парней». А потом – внезапно – кусочки пазла начинают складываться у меня в голове.
Она проливает напитки нарочно.
Она ничего не помнит.
Так много парней.
Черт! В животе у меня все сжимается. Желчь обжигает мне горло, и ярость, которую я едва могу контролировать, стучит у меня в висках. Я стараюсь сдержать эмоции. Потому что то, что сейчас происходит, – это грандиозно. Пайпер доверяет – а может, даже любит меня – настолько, чтобы открыться мне.
– Пайпер! – Это все, что я могу сказать, потому что в горле у меня застрял исполинского размера комок.
Пока я нежно поглаживаю ее по руке, мне приходится напомнить себе о том, что нужно дышать. Она должна знать, что ее откровение меня не оттолкнуло. И хотя я не могу подобрать слов, я пытаюсь дать ей это понять своими прикосновениями.
– Я даже не знала, что это произошло. Долгое время не знала, – произносит она обеспокоенным шепотом, и мне приходится напрягать слух, чтобы ее услышать. – На следующий день у меня все болело. Сильно болело. Я подумала, что это из-за того, что я накануне начала бегать с Чарли.
Пайпер замолкает и откашливается, она явно испытывает неловкость, когда продолжает:
– Там было немного крови. Но у меня эти дела всегда были немного нерегулярными.
Я теряюсь в населенной призраками печали ее голоса, отвожу волосы от ее шеи и массирую ее пальцами, чтобы снять напряжение. Мой взгляд падает на ее татуировку – интересно, она как-то связана с ее изнасилованием?
– Потом мне начали сниться сны. Воспоминания, – произносит она. – В каждом из них открывался какой-нибудь ключ к разгадке того, что произошло той ночью. Но тогда я еще не знала, что мои кошмары реальны. Они никогда не повторялись. Иногда я сопротивлялась. Иногда убегала. Но в большинстве случаев я участвовала по собственной воле.
Она отрывисто дышит, напряжение исходит от нее ощутимыми волнами.
– Мне, скорее всего, подсыпали снотворное, потому что мне потом не было плохо. Мне сказали, что я, скорее всего, даже не могла сопротивляться. Эти лекарства расслабляют, так что ты находишься практически в некоей параллельной вселенной.
Ноющее биение в моей груди превращается в безжалостную ярость в животе. Злость затуманивает мой разум, а в крови кипит гнев. Я хочу сжать кулаки и ударить по чему-нибудь, причинить чему-нибудь такую же боль, какую причинили Пайпер. У меня уходят все силы на то, чтобы удержать собственные эмоции в узде и сказать ей что-нибудь обнадеживающее.
– Боже, Пайпер. Мне так жаль. Не могу даже представить себе…
Ее шея напрягается, когда она поворачивает голову и смотрит на меня, перебивая первые слова, которые я смог из себя выдавить.
– Но ты можешь себе это представить, – возражает она. – Возможно, ты единственный, кто может это сделать, Мейсон. Я понятия не имею, что случилось со мной в ту ночь. В каждом сне я вижу новую версию произошедшего. Я, возможно, никогда не узнаю, что произошло на самом деле. Как и ты.
Вот блин. Еще несколько кусочков пазла встают на свои места.
– Во время марафона… Ты кого-то увидела? Одного из них?
Пайпер кивает:
– Кажется, да. Но я никогда не узнаю наверняка. Он мог быть кем угодно – или вообще никем. Он мог быть одним из парней, которые меня изнасиловали. Или, – я чувствую, как напрягаются и дрожат мышцы у нее на шее, – он мог быть просто пьяным пареньком, который веселился на вечеринке и понятия не имел о том, что он насилует девушку.
О боже! Ее мутные воды глубже, чем я думал. В моей голове проносятся воспоминания о моих собственных снах – их были десятки. Я слишком хорошо знаю, как на меня повлияло незнание правды. Это чуть меня не убило. Но мне помогли достичь состояния, в котором я был способен с этим справиться. Сможет ли Пайпер достичь того же?
Я твердо намерен быть рядом и сделать все, что в моих силах, чтобы у нее это получилось.
Глава 23. Пайпер
В перерыве между посетителями я смотрю в окно и вспоминаю, как проснулась сегодня утром в объятиях Мейсона. Вчера мне не снились сны. Кошмары так и не пришли, а реальность, когда я проснулась с ним после того, как открылась