память о том, каких прелестных роз они когда-то на смотрины присылали, и которые в больше половины случаев наших графов с князьями расхватали. Бесстыдницы.

Ломов протёр глаза.

– Что-то устал я, государь, – признался он. Впервые признался. А я посмотрел на его почерневшее лицо, впалые глаза и покачал головой. Сдаётся мне, что я сам выгляжу не лучше.

– Иди, Андрей. Тебе действительно надо отдохнуть. На три дня тебя отпускаю. Порадуй жену. А то она на меня и так волчицей поглядывает. А тут, поди, подобреет, – он слабо улыбнулся, поклонился и вышел из кабинета. Я же тупо смотрел на бумаги, потом сгреб их все в одну стопку и сунул в папку под названием «Алмазный». Среди них затерялась справка Ломова о том, что на самом деле задумали провернуть эти твари-лягушатники возле мыса Доброй Надежды. Похоже, новость о несметных богатствах Алмазного всех акул в одно место собрала. Своим «гениальным» решением Мордвинов такую погань со всех глубин поднял, что, поди, сам теперь капли пьёт. Ничего, в эти игры, господа, можно играть и вдвоём. А историю потом напишут победители. – Надеюсь, мои послания дошли до Саймонова и Мордвинова, иначе всё пойдет почти туда, куда я шляхту недавно послал.

Подхватив со стола свечу, я вышел из кабинета, но пошёл не в свои комнаты, а в часовню, в которую, положа руку на сердце, практически никогда не входил. Там, поставил свечу на столик перед входом и под грозными взглядами православных святых подошел к иконостасу. Медленно опустился на колени и перекрестился.

– Господи, услышь раба своего грешного. Не за себя прошу. За сынов твоих, кои лучше меня во сто крат…

В этот самый момент флагман отдал сигнал и линкор Елисеева содрогнулся, когда все его пушки разом ударили по врагу. А, когда выпрямился, рванул на всех парусах прямо на рифы. Елисеев отлично знал эти воды, в отличие от капитанов тех трех судов, что бросились за ним в погоню, даже не подозревая, что, казалось бы, огромный линкор просто в силу своих размеров не сможет завести их в смертельную рифовую ловушку. Но он смог, и молодой капитан, который всё это время сам стоял за штурвалом, вырвался из этой ловушки, оставив за собой три поверженных корабля.

– Защити их, покрой покровами Богородицы, как это всегда делал, чтобы не отдать эту землю на поругание…

Форт Алмазного в который раз рявкнул пушками, а затем оттуда вырвались защитники, чтобы встретить первую волну десанта, высадившегося с английских кораблей.

– В окопы! Под пули не лезть зря! – кричал уже раненный в плечо Вихров, который командовал обороной Алмазного на суше. Потому что опытнейшего адмирала Мордвинова забрал Саймонов, но не на флагман, а на линкор «Витязь», который ещё не вступил в бой. У этого линкора и пяти кораблей, что стояли с ним, не вступая пока в бой, была совершенно другая миссия.

– Впервые молю тебя, Господи, спаси и сохрани, как на всех православных крестах начертано…

Крымчаки откатились от укреплений Перекопа и теперь кружили невдалеке.

– Выйти бы, ваше благородие, да вдарить по ним, – Румянцев покосился на Терентьева.

– Нет, рано ещё. Ждём, – ответил Петька, вытирая лоб и размазывая по нему сажу. – Ждём, Тереньев. Столько времени ждали, чтобы в один миг всё испохабить?

Словно услышав его слова, крымчаки развернули коней и снова поскакали прямо на них.

– Пушки, заряжай! – заорал Румянцев. А его приказ передавался по цепочке. – Стрелять по команде! Залп!

Он закрыл руки ушами, чтобы не оглохнуть от грохота, а когда на него перестала сверху сыпаться земля, выглянул из окопа. Залп был страшен, но он ждал не его. Раздался свист, и с флангов на крымчаков начали накатывать конные отряды калмыков. Петька получил депешу, что ждут как раз их, и что государю удалось раз и навсегда договориться с этим непростым народом.

– А вот теперь в атаку, – прошептал Петька, закрывая глаза от облегчения. Дождались. Осталось лишь дождаться командующего и можно будет брать Крым.

– Аминь, – прошептал я, вставая с колен.

Когда выходил из часовни, задул свечку. Теперь мне оставалось только ждать.

Эпилог

– Равняйсь! Смирно! – всё-таки чёткие и лаконичные команды, отданные лужёными глотками командиров – это прекрасно. Все всё отлично понимают, никто не пытается бежать ни в ту сторону и хватать то, что хватать не положено. А вбиваемая в крестьян, иногда в прямом смысле слова грамотность дала свои плоды куда быстрее. И дело тут не «сено-солома». Дело в том, чтобы вышедший из крестьян солдат был способен прочесть что-то, что очень нужно передать командиру, если уж так обстоятельства сложились. И один случай помог не только убедить солдат в пользе грамотности, но и крестьян подстегнул не выёживаться, а начинать учиться с большим усердием.

Прошло уже почти четыре года с того момента, когда я молился в часовне в Ораниенбауме, как не молился никогда в жизни, ни в той, ни в этой. Не знаю, что помогло: блестяще проделанная предварительная работа, от которой мы с Ломовым, Криббе и Кристианом Ван Веном чуть не окочурились, мужество и цепкий ум моих офицеров, стойкость и героизм солдат и матросов или же эта горячая молитва. Скорее всего, всё вместе. И теперь пришло наше время почивать на лаврах. И этот грандиозный парад является апофеозом нашей общей победы.

Конь переступил с ноги на ногу. Ничего, потерпи, скоро наш выход, а пока просто посмотрим, как выстраиваются ряды героев, которых сегодня будут чествовать. Как формируется первый ряд тех, кто получит награды из моих рук. Я скуп на раздачу слонов, но, видит бог, те, кто сейчас пытается сохранить протокольное спокойствие, периодически всё же улыбаясь, заслужили эти награды и даже более того.

Движение на площади, которую переименовали в Церемониальную, располагающуюся на месте бывшего Зимнего дворца, продолжилось. Я же в этот момент мог подумать, смакуя те события, которые привели всех нас сегодня на эту площадь. Зимний дворец, кстати, я приказал снести целиком и полностью к чертовой матери. Достойное место для нового вроде бы нашли, но я пока не утвердил план и строительство ещё не началось. Хоть деньги были уже выделены.

* * *

Так вот та история, которая резко повысила престиж образования произошла, когда смертельные карусели завертелись на всех фронтах. Ко мне прибыл гонец, привезший депешу о смерти Ласси. Каюсь, я порвал эту бумажку на много кусочков, от охватившей меня в тот момент безнадеги. Думать долго было нельзя. Да и не было у меня генералов, чтобы послать