— Да и не сказала бы, — бабушка дернула плечом, выглядела она виновато. — Если бы не выбрала себе такого же!

— Герман не такой как папа! — Я резко встала с кресла. — Ты хоть понимаешь, как долго и тяжело он шел к тому, чтобы добиться своего?! Да он вообще полжизни на улице вырос! У меня всегда были ты и мама, папа, да, не любил меня и не любит, но давал нам крышу над головой, у нас были наш магазин и цветы. Мы ни в чем не нуждались! А он каждый день выживал! Ты вообще ничего о нем не знаешь. Сколько он всего для нас сделал! И это он, а вовсе не Игнат все устроил и за операцию твою заплатил! И ни слова нам не сказал, я сама случайно узнала! Он сейчас счастлив, понимаешь?! Не Сева и не Даниз тянули на себе весь бизнес, а он! Я не эгоистка, чтобы требовать от него, чтобы он всегда был со мной!

Я сама не заметила, как перешла на крик. А когда увидела испуганное лицо бабушки, тут же закрыла рот.

— Прости, прости, бабуль, — я присела на корточки перед ее коляской. — Я не ожидала, что ты начнешь спрашивать про Герма…

— Что у вас тут происходит?! — зычный голос Деметры заставил меня обернуться. — Кора, мне показалось, что ты кричала! Дай я тебя обниму.

И не спрашивая меня больше ни о чем, Деметра в несколько широких шагов пересекла комнату и сжала меня в крепких объятиях. Я даже пошевелиться не смогла. Вот кто точно стал сильнее!

— Что— то ты похудела, девочка! — Деметра пристально разглядывала меня, в ее больших черных глазах плескалось неодобрение. — Не кормили тебя там, что ли?!

— И здесь отказывается, — ввернула бабушка. — Тут столько еды, а она ни к чему не притронулась.

Густые брови на широком лице Леметре угрожающе нахмурились. Я услышала как хлопнула входная дверь и через несколько секунд увидела Костю с его сестрой Еленой.

Я глубоко вздохнула. В больших семьях так всегда — до тебя всем есть дело, даже когда тебе хочется спрятаться подальше от внимательных взглядов и прямых вопросов.

* * *

Моя жизнь постепенно возвращалась в привычное русло, как все и было до нашего отлета в Челси. Та майская выставка цветов сейчас казалось чем— то совсем нереальным, сказочным. И очень далеким. Бабушке требовался полноценный уход, что бы она ни говорила. Я все время была рядом — помогала с передвижением по нашему дому, мы вместе гуляли, я следила, чтобы ее нога всегда была в покое, чтобы бабушка не забывала принимать все свои лекарства, в том числе и сердечные. Мне было в радость заботиться о ней. Я оставила ее одну на целый месяц и теперь наверстывала ушедшее время.

— Да ничего подобного! — Деметра сердито смотрела как я обрезаю для бабушки ее любимые розы. — Она никогда не оставалась одна. Мы с ней всегда были рядом, и ужинали всегда вместе. Костас ее каждый день на прогулку водил, а Демис, помнишь моего племянника, так он ее за покупками в Патры возил. Кстати, спрашивал о тебе.

— Деметра! Зачем ты про него говоришь? Я люблю другого, ты же знаешь!

— Конечно, знаю! — Деметра недовольно покачала головой. — Я этому идиоту башку бы оторвала, покажись он здесь.

Я не выдержала и рассмеялась. Чтобы Герману, моему Аиду, кто— то смог оторвать голову?!

— Не думаю, что у тебя получится, — я собрала букет для бабушки и уже перевязывала цветы лентой. — Герман такого отношения к себе не допустит.

— Это мы еще посмотрим! Пусть только нос свой здесь покажет! Какие могут быть у человека дела, чтобы важнее любви были?!

— Я сама уехала, не забывай. Ты просто не знаешь его, — я не могла позволить Деметре говорить плохо про Германа. — Он многим пожертвовал, чтобы добиться успеха, стать хозяином целой бизнес— империи. Сначала не хотел во все это влезать, в дело своего отца, но потом… наверное, понял, что это его жизнь.

— А тебе в этой его жизни есть место? — Деметра как обычно рубила с плеча. — Я вижу, что ты ему чаще звонишь, чем он тебе. Сколько уже ты здесь? Неделя? Вторая пошла? Так не должно быть.

Я не стала спорить. Мы неторопливо дошли до нашего дома, я знала, что бабушка сейчас спит, поэтому говорила тихо, чтобы ее не разбудить. Но мне нужно было выговориться.

— Не должно быть! Но так есть! И я понимаю, что так будет и дальше. Всегда будет именно так — не одни захотят подножку подставить, так другие подставят. И хорошо, если только подножку, а не нож в спину воткнут. Там все очень жестко, Деметра, ему всегда придется воевать, отстаивать, выдирать зубами свое место под солнцем. И однажды… однажды это может закончиться… но не так, как я бы хотела.

— Так боишься за него?

— Очень, — я кивнула. — Но дело не только в этом. Иногда мне кажется… знаешь, этот мир, он совсем мне чужой, и я не смогла к нему привыкнуть, когда жила рядом с папой, в его коттедже. Я не знаю, смогу ли найти место в нем сейчас. Все эти сделки, разборки, большие деньги… я в этом ничего не понимаю.

— А его? Понимаешь?

— Я люблю его. И верю в него. Поэтому буду рядом с ним и обязательно вернусь, как только бабушке снимут гипс. Я не смогу без него.

— А он без тебя? Ты так веришь ему… только в 20 лет так можно верить мужчине!

— Он меня любит, — я поставила цветы в вазу и тихонько вышла из дома вслед за Деметрой. — И он не предаст.

Вечером, когда солнце уже село за горизонт, Костя потащил меня на прогулку. Разумеется его адская собака бежала рядом.

— Стоять, Кербер! — черный мастиф замер, но произошло это чуть раньше окрика парня. Пес напряженно втягивал в себя воздух, а потом обеспокоенно завертел головой.

— Почему Кербер, кстати? — спросила я. — Что за кличка такая?

— Вообще— то он Цербер, — признался Костя. — Понимаешь, собака как бы не совсем моя, мне она досталась случайно. Но мать запретила так звать.

— Цербер? — я тут же вспомнила пса Германа. Его так же звали.

В этот момент пес неожиданно рванул мимо нас, чуть не сбив ног.

— Тише, Цербер, тише, — раздался за спиной такой знакомый и такой любимый голос. — Спокойно.

Я обернулась, не веря своим ушам.

Герман. Он стоял рядом с мастифом, гладил пса по голове и смотрел на меня.