Козловский опять еле заметно усмехнулся в усы, сказал: — Исчез, как все в его положении исчезают. У него сегодня был выходной. Часов в десять он сказал своей Нюрке, что пойдет на базу РПС, и пропал. Ни на базе, ни в гараже никто его не видел. В общем, считаю, Глушакова нужно найти и задержать.

— Да, финка, по-моему, улика серьезная, — задумчиво сказал Полосухин. — Кстати, Игорь Иванович, Гурин отправил ее на экспертизу?

— Направил.

2

В кабинете меня ждал участковый инспектор лейтенант Шамрай.

— Ваше задание выполнил, товарищ подполковник, — доложил он. — Обошел почти всех жителей соседних с магазином домов. Савчук Янина Болеславовна рассказала, что ночью, услышав выстрелы, она выбежала во двор дома и увидела стоявшую у забора соседку Домшель Станиславу Феликсовну, спросила у нее, кто стрелял. Домшель ответила, что стреляют, вероятно, из самопалов подростки...

— С Домшель говорили?

— Говорил, товарищ подполковник, — нахмурился участковый. — Но она заявила, что ночью из квартиры не выходила и ничего не слышала. Я ее вызвал к вам, в коридоре ждет. Поговорите сами с нею. Доложу вам, женщина она бедовая. Муж в прошлом году в Немане утонул. Доходили до меня слухи, что собираются в ее доме какие-то мужчины, вроде самогоном промышляет, да никак не могу ее застукать. Хитрая, как лиса!

— Хорошо, товарищ лейтенант, пригласите ее сюда.

В кабинет вошла невысокая, полная, с пышным бюстом женщина. Она по-хозяйски окинула взглядом скромную обстановку моей временной служебной обители, расстегнула пальто, сдернула с головы платок, и копна рыжих, отливающих медью волос рассыпалась по плечам. Из-под густо накрашенных ресниц женщина пытливо и оценивающе взглянула на меня, поинтересовалась:

— Это вы, что ли, вызывали меня? Мне участковый повестку принес. Говорит, пойдешь к самому заместителю начальника областного угрозыска. Это вы и есть областной угрозыск?

— Садитесь, — сухо сказал я. Развязность такого сорта людей всегда сковывает меня.

— Да мы и постоять можем, чины у нас небольшие. А ноги потерпят.

— Садитесь. Разговор у нас будет серьезный.

— Ну, если серьезный, — стрельнула она в меня глазами, — тогда и сесть можно. Это как у вас говорят? Раньше сядешь, быстрее выйдешь...

Я пропустил мимо ушей ее слова и выложил на стол бланк протокола допроса свидетеля.

— Прежде чем приступить к допросу, я обязан вас, гражданка Домшель, предупредить, что за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний вы несете уголовную ответственность. Одновременно разъясняю вам права и обязанности свидетеля...

Она молча выслушала меня, небрежно расписалась на бланке протокола допроса и, пододвинувшись вместе со стулом ближе к столу, спросила:

— А о чем я должна рассказывать правду, и только правду? Вроде ни в чем пока не замешана...

— Меня интересует такой вопрос, — прервал я ее. — Вы слышали ночью выстрелы? И где вы находились в это время?

Она пожала плечами, сказала:

— Все порядочные люди ночью спят. Спала и я.

Сдерживая раздражение, я едко поинтересовался:

— И что же вам снилось?

— Молодой мужчина, — потупилась она, но на губах ее бродила улыбка. — Вроде вас этот мужчина был. Я ведь женщина свободная...

— Вас уже предупредили о возможных для вас последствиях за отказ или уклонение от дачи показаний...

— Да господи! — вскинула она руки к пышной груди. — Чего вы от меня добиваетесь? Я же вам русским языком говорю: спала я ночью!

— Вы не умеете врать. Не получается это у вас.

Она на какой-то миг опустила голову, я даже успел заметить, как чуть побагровела ее щека. Но Домшель тут же вскинула голову и, вызывающе глядя на меня, спросила:

— А если я не скажу правду, тогда как? Посадите?

— Скажете, — мягко заметил я. — Не сомневаюсь в этом.

— А вы вот так... рассказали бы о своем друге?

Вопрос для меня был неожиданным, и я замялся. Это не ускользнуло от ее взгляда. Скрипнув стулом, она выжидательно уставилась на меня. Я понимал, что от моего ответа сейчас зависел дальнейший ход разговора. Но что я мог ответить ей? Разве что сказать банальность в смысле того, что на следствии нужно говорить только правду, что вопросы здесь задаю я, что все мои друзья — люди порядочные, и если бы кто-то из них совершил преступление и мне стало бы об этом известно, я первым бы затащил такого в милицию...

Ответа на вопрос сидевшей передо мною женщины не было и в Уголовном кодексе. На допросах у следователя, прокурора, в суде закон под страхом наказания обязывает человека говорить правду о своем близком, хотя эта правда и направлена против последнего.

За время своей работы в милиции я убедился в одном простом и мудром правиле: честность свидетеля зависит от честности следователя. Поэтому я сказал:

— Откровенно говоря, для меня ваш вопрос — сама неожиданность. Мне нужно подумать.

— Мне тоже, — подхватила она и встала. — Можно идти?

— Да, вы свободны.

Она посмотрела на меня, вздохнула:

— Я к вам зайду, может быть. А сейчас вам в постель нужно. У вас температура.

И пошла к двери. Я растерянно смотрел ей вслед и мысленно ругал себя. Нужно было как-то иначе с ней поговорить. А как иначе?

Конечно, по закону я обязан был составить протокол об отказе свидетеля давать показания, и Домшель привлекли бы к уголовной ответственности, а я лишился бы свидетеля. В том, что Станислава Домшель кое-что знает о преступлении, я уже не сомневался.

3

Я закурил и подошел к окну. На улице серели сумерки. Дождь утих. На небе кое-где появились просветы. Но пока не было просвета в нашем деле...

Постояв минут двадцать в раздумье у окна, взял папку и вышел из кабинета. В коридоре встретил Полосухина.

— Вы куда, Игорь Иванович, собрались? — спросил он.

— Да вот хочу еще раз переговорить с продавцами магазина. Ночью не та обстановка была.

— Правильно. Сейчас они успокоились и, возможно, припомнят что-либо интересное для нас, — согласился начальник отдела и сказал: — Я вот о чем подумал. Могло быть и так, что Глушаков выступал в роли наводчика, а в магазине орудовал кто-то другой, возможно, из связей Курчевского.

— Резонно, — кивнул я. — Мы знаем, что Глушаков вчера вечером куда-то ходил. Если принять на веру слова