Руфус Кинг участвовал в Войне за независимость США, был делегатом Конституционного конвента 1787 г., добивался ратификации федеральной Конституции в штате Массачусетс. Был он и сенатором от штата Нью-Йорк, где поселился в 1790-х гг. и обзавелся семьей. В складывавшейся двухпартийной системе (федералисты – джефферсоновские республиканцы) он выбрал для себя федералистскую партию и был верен своему выбору до конца жизни[750].

Сенат, согласно Конституции США (ст. II, разд, 3)[751], играет немалую роль во внешней политике. Без него невозможна ратификация международных договоров, назначение дипломатических представителей. Сенатор Кинг тем более увлекся внешнеполитическими вопросами, что они играли особенную роль в США 1790-х гг. в связи с начавшейся Французской революцией. Это событие не вызвало у Кинга восторга. Он изначально не доверял французам и теперь получил для своей враждебности к этой нации новые поводы. Именно Кинг добился согласия Сената на назначение Г. Морриса[752] послом США во Франции – а между тем Моррис был известен своими роялистскими убеждениями. Французская революция затрагивала США не только в чисто идеологической сфере. В 1792 г. начались революционные войны. В 1793 г. Франция объявила войну Великобритании. США, как союзник первой из этих держав, должны были вступить в войну на ее стороне. Однако реальные силы молодой республики были столь ничтожны, что это было бы для США самоубийством[753]. Так считал президент Дж. Вашингтон[754]. Так думал и Кинг, предостерегая своих соотечественников от «романа с Французской революцией и вступления в войну от избытка чувств»[755]. С его точки зрения, нейтралитет давал Соединенным Штатам преимущества, которых они не могли бы получить, встав на сторону любой из воюющих сверхдержав. Он рассуждал так: «Приятно размышлять о нашем счастливом положении и перспективах мира и процветания, ждущих нас. Ни одна из морских держав не заинтересована в том, чтобы нарушать наш покой, ведь наша дружба ценна для них всех»[756]. Но как же с американо-французским союзным договором и просто с долгом благодарности Франции за ее помощь во время Войны за независимость? Именно на этот аспект упирали джефферсоновцы.

Джефферсон придерживался той точки зрения, что Французская республика, во всяком случае, является более подходящим союзником для США, нежели свергнутая монархия. Соответственно, союзнические обязательства США оставались в силе[757]. Писатель Х.Г. Брекенридж в своей речи, перепечатанной в «National Gazette», восклицал: «Допустим, Франция скажет: “Соединенные Штаты, вашего нейтралитета недостаточно. Мы ждем, чтобы ваше оружие соединилось с нашим, чтобы ваши герои на суше и ваши приватиры на море нападали на врага”. Кто из присутствующих здесь не ответил бы: “Да будет так! Ты получишь все это. Наши граждане вооружатся. Они пойдут в атаку; дубы сойдут с гор; суда будут спущены на воду, и как бы ни был тих наш боевой клич, он будет услышан наравне с вашим!”» В воображении Брекенриджа Америка повторяла Франции то, что сказала библейская Руфь Ноэмини: «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою»[758].

Кинг, напротив, доказывал, что союзный договор с Францией в данной ситуации ни к чему не обязывает США. США обязаны вступить в боевые действия на стороне союзника лишь в том случае, если война будет для Франции оборонительной или хотя бы Франция не станет выступать агрессором. А в данном случае войну объявила именно она. Да и вообще невозможно Соединенным Штатам вступить в войну за океаном, когда морские пути под контролем британского флота. Наконец, нейтралитет просто выгоден для американской внешней торговли. Кинг заверял: «Если мы сохраним свой нейтралитет, наши фермеры соберут золотой урожай, а наш флаг, развеваясь на всех морях, обогатит наших торговцев»[759].

Здесь оценки Кинга оказались чрезмерно оптимистичными. В первой половине 1790-х гг. особенно проблемными были отношения США с их бывшей метрополией. Великобритания еще долго не расставалась с мечтой о реванше за проигранную Войну за независимость США. Между молодой республикой и древней монархией оставались неурегулированные вопросы. Великобритания настаивала на возвращении конфискованного имущества ее сторонников-лоялистов. Американцы (южане), в свою очередь, сокрушались о своих рабах, освобожденных англичанами во время войны. Традиционные для американской торговли связи с Вест-Индией были нарушены. Американские суда не имели права заходить в порты континентальных владений Британии, а также Ньюфаундленда[760]. В фортах на западной границе США все еще оставались английские гарнизоны. Урегулировать все взаимные претензии должен был англо-американский договор Джона Джея (1794 г.).

Кинг был одним из вдохновителей миссии Джея, и именно ему, наряду с президентом Вашингтоном и министром финансов Гамильтоном, Джей поспешил сообщить об успехе своей миссии, как только договор был заключен[761]. Договор ликвидировал напряженность в отношениях между Великобританией и США, которая, как опасались федералисты, могла привести к войне. На 12 лет экономические отношения двух стран устанавливались на основе «взаимной и полной свободы судоходства и торговли». На практике это означало, что Великобритания более чем на десятилетие гарантировала себя от протекционистских тарифов со стороны США. Ее же уступки американцам были менее значительны. Снимался запрет на торговлю с британской Вест-Индией. Однако разрешение касалось лишь судов водоизмещением до 70 тонн; к тому же они могли ввозить патоку, сахар, хлопок, какао и кофе только в США. Кроме маленькой уступки в отношении Вест-Индии, Англия обязывалась вывести войска из западных фортов (и летом 1796 г. это обязательство было выполнено). Подтверждалось право навигации обеих сторон по Миссисипи. Однако Соединенным Штатам запрещалось принимать каперские корабли враждебных Англии стран. Англия сохраняла за собой право захватывать французские товары (включая продовольствие), перевозимые на американских судах. Английская сторона отвергла предложения, запрещавшие использовать в англо-американских конфликтах индейские племена. Дж. Джею не удалось разрешить вопрос о насильственной вербовке американцев в английский флот. Не было в договоре и упоминаний о компенсации за рабов, увезенных англичанами во время Войны за независимость[762].

Для США условия были не самыми благоприятными, так что договор вызвал бурю возмущения. Оппозиционная республиканская (джефферсоновская) партия развернула кампанию в прессе, народ выражал свое негодование, как мог. «Boston Independent Chronicle» доказывала: «Разве нам дозволена