три года Шагинян поступила в Плановую академию, чтобы прочитать и понять все три тома «Капитала» Маркса; рассказ о том, как постигала «тайну прибыли» и что такое труд, подводит — в этой же главке — к размышлениям о социалистическом планировании.

Так со страниц книги глядит на вас глубоко увлеченный наукой, творчеством, мыслящий, пытливый ее герой, и вы вместе с ним испытываете каждый раз радость обретения новых знаний, новых открытий. В этой книге — вся мудрость одной яркой, незаурядной человеческой жизни.

«Человек и Время» писалась с перерывами. Мариэтта Шагинян, как всегда, продолжала жить интересами современности. За эти девять лет на страницах наших журналов и газет неоднократно появлялись ее проблемные статьи и очерки. Работу над книгой прерывали и болезни. Но, читая главу за главой, не ощущаешь никаких перебоев, никаких спадов, хотя годы шли... Нет, ни на йоту не убывает тяга к чтению, к продолжению чтения этой книги. И, как всегда, нигде не блуждает авторская мысль. Она пробивает себе путь уверенно, зная все повороты своего русла, все его глубины и подводные камни. И мысль развивается, расширяется, как река, — от истоков своих по мере течения становится шире и полноводней.

Почему так живы и свежи события многолетней давности? Почему с такой ясностью, четкостью встают перед читателем картины и детали давно ушедших дней и лица, как живые, появляются из теней прошлого? Талант художника? Да. Но не только. Еще и огромная ответственность перед законами Истории и как я уже сказал — перед ее конкретностью, совестливая ответственность перед памятью тех, кто встретился ей на пути. И, наконец, перед Читателем, которому она передает на суд исповедь своей жизни.

Дневники писательница ведет, как о том упоминалось, с 1915 года. Они, надо думать, многое напомнили ей и во многом помогли. Но этого было мало. Она читала, изучала комплекты газет и журналов тех лет, о которых писала. Читала, чтобы войти в атмосферу времени, услышать голос эпохи. Она поехала в Гейдельберг, где жила еще в 1914 году, готовя магистерскую диссертацию о малоизвестном немецком философе-идеалисте Якобе Фрошаммере, но не написала — помешала война. Съездила в Веймар, куда в том же далеком 1914 году она, восторженная и убежденная гётеанка, совершила паломничество. Отправилась и в Цюрих, памятный тем, что здесь, все в том же грозном 1914-м, она провела месяц с сестрой Линой, вызволившей ее из баден-баденского лагеря для интернированных. Но особенно тем памятный, что этот город «стал местом зарождения» в ней «будущего нового человека». Она услышала здесь доклад члена думской фракции большевиков, излагавшего совершенно неожиданную тогда, потрясшую молодую пытливую душу ленинскую точку зрения о необходимости поражения царской России в империалистической войне. То был для нее первый урок ленинской диалектики.

И вот, уже в 1973 году, в Цюрихе она целые дни, с утра и до сумерек, проводит в городской библиотеке. «Пусть смеются надо мной ученые. Но я должна признаться: «живой фермент труда», созидающее начало у Карла Маркса в его «Капитале», как ни невероятно это, был последним толчком, заставившим меня наконец в восемьдесят пять лет вернуться к моей покинутой диссертации о Якобе Фрошаммере».

Она скрупулезно собирала материал в Цюрихе, Берлине, в Москве и Ленинграде. Собрав материал, не сумела, однако, осилить его — резко ухудшилось зрение. Но к тому времени она завершила другой свой, несравненно более значительный труд — книгу «Человек и Время». Эту диссертацию жизни можно считать защищенной.

«Не знаю, что получилось...» — сказала Мариэтта Сергеевна в тот памятный вечер в Малом театре. Позволю себе ответить: нужная людям, глубокая, правдивая книга об истории человеческого становления, о Человеке и его высокой причастности ко Времени.

XXVII

Ей пошел девяносто четвертый год. У нее много книг — едва ли не столько, сколько ей лет. А ее творческая активность, ее жизнедеятельность поразительны.

Она продолжает писать, хотя уже не может прочесть написанного. Иногда буквы набегают на буквы, слова на слова, строчка на строчку. Но она пишет. Потом ей читают, и она исправляет. А если написанное ей не нравится — выбрасывает в корзину. И начинает снова. Никаких поблажек, никаких скидок на старость она не позволяет себе в творчестве. Все должно быть «по-шагиняновски» — и язык, его ритмика, и начало, чтобы захватило читателя, и сюжет, и концовка, которая сама образуется, как точный ответ при правильном ходе решения математической задачи; и, главное, мысль — глубокая и ясная.

В ее статьях и очерках последнего времени есть и факты прошлого, встречаются и даты, и цитаты... Как же она, лишившись зрения, находит их в книгах, справочниках? Только и остаётся, что пожать плечами.

— Теперь я живу копилкой памяти, — объяснила она.

Ну, а то, что ей необходимо прочесть своими глазами — не на слух понять, а зрительно увидеть и продумать, — помощница переписывает ей из книг такими большими буквами, чтобы она могла разобрать, да и то в лупу.

Она в курсе событий в стране и в мире. Она слушает телевизор, приблизив к нему микрофон слухового аппарата, и видит, если изображение дается крупным планом.

Недавно она сказала:

— Как это ни странно, но интенсификация огромного внимания прибавляет мне и зрения, и слуха. А что прибавилось или убавилось в моем творчестве? Я приобрела лапидарность, лаконичность стиля. Это — преимущество старости, за это надо благодарить годы... Если мозг продолжает творчески работать, старость учит человека. Учит двигаться дальше, развиваться.

Не по годам и ее непоседливость, страсть к путешествиям, к новым открытиям для себя и через себя, через свои книги — для читателя. Вот и теперь она собирается в Ленинград и помышляет об очередной зарубежной поездке...

В чем же тайна этой уникальной жизнедеятельности и огромного творческого трудолюбия? Ответ на это, пожалуй, можно найти в этическом и философском содержании понятия «получение и отдача» или «отдача и получение». Чем больше отдаешь людям, тем больше получаешь от самого процесса жизни; чем больше тратишь творческой энергии, тем больше она возрастает у человека, подобно тому как донор, отдающий свою кровь, усиливает ее воспроизводство в организме. Это утверждается всей жизнью и всем творчеством Мариэтты Шагинян. Она щедро отдает людям свои знания, свой талант, свой труд, свое время, испытывая великое чувство удовлетворения от полезности своей работы. Отдача — это единение с людьми, с обществом, с миром.