Шрифт:
Закладка:
— Хитрый урус. Захотел лёгкой смерти. Да?
— Дураки токмо смерти хотят, а мне ешо пожить охота. Казнить же всегда успеешь, прежде выслушай. Кто на меня напраслину возвел, без интереса. Одно скажу, есть у меня товар подходящий. Жизнь на жизнь сменяю.
— И чью жизнь ты хочешь на свою поменять? — ехидно поинтересовался у меня хан.
— Догадайся с трёх раз.
— Пугать меня вздумал, урус. Ха! — он поднял кончиком меча мой подбородок. — В глаза смотри! Что видишь?!
— Дурака вижу, что слову не хочет внимать.
Глаза хана загорелись, ноздри разулись, а лезвие сабли протянулось глубже, оставив за собой кровавую полоску.
— Выслушай прежде. После, решать будешь, — я решил немного сдать назад.
— Говори, — прошипел хан словно ядовитая змея.
— Тайна сия велика безмерно. Лишние уши, — я кивнул на стражников, — и тебя, и меня в могилу сведут.
— Даже так?! Любопытно, урус. Но если лукавишь! — Берди сделал страшное лицо. — Казнь твоя будет ужасна.
Не дождавшись от меня ответа, хан выкрикнул стражникам несколько коротких, рваных приказов. Сам вышел следом, но вскоре вернулся в тончайшей серебристой кольчуге и усевшись на прежнее место, положил перед собою арабскую саблю из дамаска. Боится. Можно попробовать загрызть, но не факт, что получится, а если и получится, то пути назад уже не будет. Ноги ещё связали скоты…
Слуги поставили чайник, принесли широкий серебряный поднос с восточными сладостями и фруктами, ушли, а за ними следом нас покинули стражники.
— Угощайся, — Берди показал на столик.
Сдерживаясь, чтобы не наброситься, налил чай хану, а после себе, выразив уважение.
— Не буду ходить вокруг да около, — начал я, прежде, отщипнул халвы и отпив несколько глотков чая, — болезней дурных у тебя нет, как и сглаза.
— Урус, я начинаю терять терпение!
— У нас на Руси говорят, прямо ехать — живым не быть, направо ехать — женатым быть, налево ехать — богатым быть. Хочешь тайну поведаю, а ты меня за то отпустишь добром, хочешь мзды заплачу и за то ты меня опустишь, а хочешь, решим дело миром и оба уйдём богаты.
— Говоришь как китайский мудрец, урус. Ничего не понятно!
— Всё имеет свою цену, хан. Скажу тебе тайну, а ты не поверишь. Скажешь, лжа то. Где моя выгода?
— Какая выгода, урус? Опять голову дуришь! Ты в моей власти, и я буду решать, что с тобою делать. Тайну говори, мзду плати и делай, а делай так, чтобы мы богаты были, — Темник рассмеялся своей шутке.
— Можно и так, но тогда всего понемножку, — ответил я с серьёзным видом.
— Ай, урус. Ай, опять насмешил.
Ничего не ответив, отломил кусочек персикового щербета и медленно смакуя во рту нежный вкус, сделал крайне смятенный вид.
— Давай начистоту, я помогу тебе, ты мне.
— Боишься — не делай, делаешь — не бойся, — ответил хан старой монгольской мудростью.
— Сказывали люди, ты Чингизид?
— Верно. Мой род идёт от самого Орда-Ежена! — глаза у хана загорелись, он приосанился. — И тюмен сей, мой по праву крови, а потому, — хан замолчал, поняв, что сболтнул лишнее.
— Вот и я об том речь веду, — воспользовавшись моментом взял нить разговора в свои руки. — Узбек хан всюду своих слуг эмирами ставит. Сколь под Джучидами улусов да тюменов ныне осталось? А сколь царевичей он живота лишил? И сколь ещё лишит? — я смотрел прямо в глаза Берди.
— Не заговаривайся, урус! Хан Узбек велик. Пусть живет долгие лета! Да хранит его аллах и тэнгрии. За эти слова тебя будут варить живьём в котле с маслом, и азм буду подбрасывать кизяки в огонь.
— А-а-а, — отмахнулся я рукой, — ты не на диване, хан. Нету тута никого. Тем боле после твоего палача, я котёл с маслом за родниковую воду почитать буду. А слова говорю тебе верные. Хан Узбек порушил яссу великого Темучжина и посему не гурии в раю Эллаха будут его встречать. Нет. Душу отступника под Черный хребет утащит сам Йолдыг-Аза и веки вечные мучить станет!
Вот тут-то Берди пробрало, потому как никакой гость особенностей монгольской религии знать не может, тем более табуированных персоналий загробного мира. Золотая орда приняла ислам меньше пятнадцати лет назад, да и то номинально. Ведь религия со стороны верное средство укрепить власть казнив неугодных Джучидов. На Руси три века назад тоже самое провернул, великий князь Владимир.
Узбек медленно, но верно ковал из рыхлого феодального образования жесткое централизованное государства, где никто и никогда более не будет выбирать ханов на курултае общим голосованием. Рисковал я, нажимая на больную тему? Несомненно, но в разговоре с властными людьми главное ошеломить, держать нить разговора в своих руках. Подпустив загадочности в голос, продолжил:
— Дар у меня вещий, от бабки достался. Ведаю, что век Узбека царя недолог. Через одну весну покинет он этот мир, в день, когда зацветет вишня. И скажи великий хан, кто сядет на белый ковёр после него?
Берди очнулся после оцепенения и немного помедлив, ответил с выдохом:
— Тинибек.
— И это твоя первая ошибка, великий хан. Потому как следующим летом улус Чагатая постигнут страшные беды, на земли его придёт чёрная смерть и распадутся они, аки зипун у нищего на паперти на лоскуты малые, и что будет делать эмир эмиров? Разве упустит Узбек возможность оторвать кусок от владений старого недруга. И в поход он отошлёт?
— Своего старшего сына, — добавил за меня хан. — Ай, урус, это похоже на сказку для маленьких детей!
— Если то сказка, может неча сказывать её?
— Нет, урус, продолжай! — требовательно заявил хан. — Дослушать хочу.
— А слушать тама нечего, одно ведаю не сидеть Тинибеку на белом ковре. Зимой ко мне прибился тать из Нова-града, у нас они зовутся ушкуйниками. Был он бос да худой, аки жердь. Спас я его от смерти голодной. Кров дал, да работу справную. А за то, поведал он вот что. Бежал он из полона князя Елецкого, а до того был в Сарай ал-Джедиде и тама долгие лета в рабстве пребывал прежде, чем его на копи соляные определили. Как-то раз он ямы копал да
