не оказал значимого сопротивления. Понятно, что Кромвель не разрушал древних традиций мгновенно; многие изваяния и реликвии никто не тронул, а в Эксетере группы женщин бранили иконоборцев. Однако во многих районах юго-востока компромисс был нормой. Это в Линкольншире, на севере, и в некоторой степени в лондонском Сити возмущение перерастало в насилие. Витраж восточного окна в часовне Грейс-Инн, изображавший мученичество святого Томаса Бекета, разбили, не вызвав беспорядков, но некоторые статуи вывозили из лондонских церквей ночью, чтобы сократить риск волнений. Хотя почитание изображений продолжалось до кончины Генриха VIII, повальное идолопоклонничество прекратилось. Была подготовлена почва для последующих наступлений короны на пожертвования на помин души и заупокойные службы[402].

Два вероучительных документа, изданные во время наместничества Кромвеля, «Десять статей» (1536) и «Наставление доброму христианину» (Institution of a Christian Man, 1537), тоже имели «реформатские» элементы. (Строго говоря, формулировки принадлежали Собору, но за Собором духовенства стоял Кромвель как наместник короля по церковным делам.) Вместе с Первыми предписаниями «Десять статей» стремились объединить «неопределенностью и молчанием». Библия и три символа веры (Апостольский, Никейский и Афанасиевский) признавались источником христианской веры; из таинств подтверждались три – крещение, покаяние и причащение; утверждалось пресуществление во время причастия; и наконец, было сказано, что тайная исповедь полезна и необходима. Соответственно, как в Лютеранском исповедании Аугсбурга, не упоминались четыре из семи церковных таинств: брак, миропомазание, священство и соборование; поскольку Кромвель поручил своему подчиненному Ричарду Тавернеру перевести Аугсбургское исповедание для публикации, вопрос лютеранского влияния вполне уместен[403].

Тем не менее большинство епископов (и, возможно, Кранмер) в 1536 году твердо придерживались семи церковных таинств. «Десять статей» вызвали горячие споры о природе и количестве таинств. На всем протяжении дискуссий Кромвель контролировал ситуацию; в частности, в 1537 году он созвал собрание в палате лордов, чтобы решить, могут ли существовать таинства, если им нет библейского подтверждения, и надежны ли «неписаные истины» (то есть традиционные католические догматы, не основанные на Священном Писании). Он открыл заседание с жесткого предупреждения, что Генрих VIII «не позволит искажать и извращать Священное Писание никакими комментариями, папистскими обычаями и авторитетом ученых или церковных соборов». Король не «примет статьи или догматы, которые не содержатся в Священном Писании, а утверждены лишь течением времени и старой тридицией». Действительно ли в этом случае Кромвель высказывал мнение Генриха VIII или говорил от себя, точно неизвестно. Однако в любом случае неортодоксальность его позиции заключалась в идее, что Священное Писание находится в противоречии с традиционным католическим учением. Суть Реформации в Англии времен Генриха так же, как в Европе, состояла в расхождениях между церковью и Библией, которые реформаторы считали основанием для наступления на католичество[404].

Таким образом, пользуясь доверием Генриха VIII, Кромвель манипулировал епископами. В «Наставлении доброму христианину» (прозванном «Епископской книгой», потому что было издано по распоряжению епископов, а не короля) толковались христианское вероучение, семь церковных таинств, Десять заповедей и Молитва Господня. В нем допускалось, что четыре спорных таинства правомерны, но уступают крещению, покаянию и причастию, поскольку только эти три таинства Христос установил как «необходимые для спасения». Предварительный вариант текста посылали Верховному главе церкви на утверждение, но, поскольку Генрих был поглощен приближающимся рождением принца Эдуарда, король сказал Кранмеру, что у него нет «удобного времени», чтобы его читать. Он согласился, что «Наставление» можно напечатать как труд епископов, но санкционировал только временное использование. Уже вскоре король начал вносить изменения и спорить по поводу своих поправок с Кранмером, который, в свою очередь, доложил об этом Кромвелю[405].

Роль Кранмера в английской Реформации, безусловно, весьма существенна. Как один из составителей «Достаточно обширной антологии», он входил в группу сторонников реформ, ответственных за идеологию королевской супрематии. Как и Кромвель, во время правления Генриха VIII он тоже был «реформатором», но не полноценным «протестантом». (Лишь при Эдуарде Кранмер претерпел «обращение» и разделил более или менее цвинглианское понимание причастия, составляя «Вторую книгу общих молитв» и корректируя церковные догматы.) Однако в узком кругу он признавался, что сомневается в догмате пресуществления, а Генрих VIII давал ему исключительную свободу. Когда впоследствии враги Кранмера свидетельствовали о его якобы ереси, король осудил их со словами: «Я хотел бы, чтобы вы хорошо понимали, что я считаю милорда Кентерберийского человеком, который предан мне, как никакой другой прелат нашего королевства, и которому я многим обязан». Генрих ссужал Кранмеру солидные суммы денег и поразительно терпимо отнесся к его женитьбе на племяннице лютеранского реформатора Андреаса Осиандера. (Брак Мартина Лютера с Катариной фон Бора превратил церковный целибат в пережиток прошлого.) Да, Генрих не знал, что Кранмер состоит в браке, когда назначал его архиепископом Кентерберийским, но к 1543 году тот во всем признался. В 1539 году он в целях безопасности отправил жену к ее семье в Германию, но через четыре года она вернулась с молчаливого согласия короля[406].

Более важно, что приоритеты Кранмера отличались от кромвелевских. По своей природе он был непубличным человеком, а не государственным деятелем. Его взяли на королевскую службу только после случайной встречи с Эдвардом Фоксом и Стивеном Гардинером в 1529 году. До того Кранмер был ученым-богословом в Кембридже – в отличие от Гардинера он не стремился к продвижению по службе ни в университете, ни при дворе. После принятия Акта о супрематии он подчинялся указаниям Кромвеля, а также даровал диспенсации и возводил в сан епископов, как было санкционировано парламентом. Однако он мало участвовал в организации королевской пропаганды и в роспуске монастырей. Вопреки голословным утверждениям католиков, что он возглавлял кампанию иконоборчества, его разрушительный порыв ограничивался в основном уничтожением гробницы Бекета в Кентербери. Когда Мор и Фишер предложили приносить клятву основной части Первого акта о престолонаследии, а не преамбуле этого закона, он безуспешно призывал пойти на компромисс. Другими словами, Кранмер имел характер, свойственный ученым; в круг его интересов входили только пасторское попечение своей епархии и распространение истинного знания Библии; именно его скромное поведение, как и убеждение, что Священное Писание подтверждает королевскую супрематию, обеспечили особые отношения Кранмера с Генрихом VIII[407].

Таким образом, движущей силой Реформации в 1530-е годы был Томас Кромвель. Он использовал свое влияние при назначении епископов, чтобы обеспечить предпочтение реформаторам; он сделал Лондон центром крупной проповеднической кампании во время борьбы с религиозными изображениями; он вмешивался в выборы мэра Лондона в 1535–1537 годах, поддерживая кандидатов с протестантскими взглядами. И самое главное, именно он организовал массовое распространение Библии на английском языке. Генрих VIII в принципе одобрил этот шаг, но консервативные епископы выступали против, поскольку считали, что возможность читать Писание самостоятельно будет способствовать появлению ересей. Когда Кранмер попытался представить официальный перевод через епископов, то фактически натолкнулся на категорический отказ. Новый Завет в переводе Тиндейла по-прежнему был запрещен. Тогда приверженец Кромвеля Майлз Ковердейл сделал перевод