— Отличный выстрел, — сказал Бергер.

Иван продолжал смотреть на замершую картинку. Казалось, ему хочется снова посмотреть запись.

— Ты еще не видел это кино? Твоя великая актерская работа. Что же Рита тебе не показала?

— Не понимаю, о чем вы, — произнес Иван.

— Эта реплика — самый верный знак того, что человек врет, — сказал Бергер, увеличивая изображение мужчины в кепке. Он протянул телефон Ивану, который не мог скрыть восхищения и гордости. Бергер прокрутил запись еще раз.

— У меня нет такой кепки, — сказал Иван.

— Теперь нет, — согласился Бергер. — Она осталась лежать на хуторе. На ней полно твоей ДНК. Не говоря уже о песке. О песке из Исландии. Там половина банки — частицы твоей кожи.

— Я не понимаю, о чем…

— Да-да, — прервал его Бергер. — У меня больше нет сил это слушать. Попробуем по-другому, Иван. Расскажи об Исландии.

Покосившись на него, Иван сказал:

— В Исландии было хорошо, меня туда устроила одна новенькая из социальной службы. Исландцы были даже слишком хороши, почти вылечили меня. Но я сбежал. Водку припрятал заранее. А тут это извержение вулкана. Я был уверен, что умру. Погасли все звезды.

— Ты привез с собой пепел…

— В качестве сувенира. Как напоминание, что я чист с самой Исландии. Я действительно перестал употреблять что-либо. Долго держался. Устроился на настоящую работу. А потом объявился старый приятель, и я… не знаю… сорвался.

— Почему My Little Pony?

Иван Гранстрём не сразу понял, о чем речь. Потом спохватился:

— Это моей сестренки. Она часто гостила на хуторе у бабушки и дедушки. Она умерла от рака мозга, это ужасно. Когда бабушки с дедушкой тоже не стало, хутор достался мне. Я не стал выбрасывать блокнот — это единственная память о Соне.

— Расскажи о Наде, — сказал Бергер, кивнув.

Иван долго сверлил его взглядом. Потом произнес:

— Не знаю, понимаете ли вы, что значила моя работа в «Свободе». Как надо мной издевались. Типа, Иван Грозный подтирает блевотину. Те дни, когда меня не побили и не нассали на меня, можно сказать, были счастливыми. Самый страшный — этот Полковник. Как же я его ненавижу. Как-то ночью он вышел из туалета в «Свободе», схватил меня за волосы, затащил в кабинку и заорал: «Думаешь, ты так должен выглядеть?» Унитаз был весь засран, у кого-то явно случился понос. Он окунул меня лицом в дерьмо и удерживал до тех пор, пока я не блеванул прямо под воду. Я услышал, как он произносит надо мной: «Я знаю, тебе это нравится».

Бергер пристально смотрел на Ивана. Этот человек просто прислуживал настоящему злу. Не удивительно, что он начал употреблять наркотики.

— Кто такой Полковник? — спросил наконец Бергер.

— Начальник «Свободы», — пробормотал Иван. — Самый жестокий человек на свете.

— Надя тоже там была? — спросил Бергер.

— Надя была одной из лучших, — ответил Иван. — Она мне еще там понравилась, но не думаю, что она меня замечала. Хотя, когда мы встретились снова в больнице, она меня вспомнила…

— Когда вы встретились, ты ведь был наркоманом?

— Ей надоело, что я все время под кайфом. Она решила, что сможет помочь мне. Если я захочу.

— И ты захотел?

— У нее была компания приятелей. Юлию я узнал. Черт, так странно. В «Свободе» Юлия была ужасно буйной, я удивился, что она вообще жива. Еще там была Отилия, Гитта. Как в странном сне. И какой-то психолог, Рита. Такая деятельная дамочка. Она тут же устроила меня в реабилитационный центр. И на этот раз я излечился полностью. Эти женщины, мои ангелы, спасли мне жизнь. Вытащили меня из дерьма.

Отилия, с грустью подумал Бергер. Но сейчас было не время отвлекаться.

— Ну, а теперь признавайся, каков ваш план, Иван. Тебе ведь явно многое известно.

Иван Гранстрём помолчал. Он не отрываясь смотрел на Бергера. Потом произнес:

— Я не понимаю, о чем…

Иван прервался на полуслове, а Бергер тем временем судорожно придумывал сюжет для последнего действия.

— Ты знаешь, где сейчас твои ангелы, — произнес он.

— Нет, — ответил Иван. — Честное слово, понятия не имею.

— Поэтому ты слоняешься, как неприкаянный призрак, — сказал Бергер. — Они наобещали тебе с три короба. Но они должны как-то с тобой связаться. Где-то спрятан мобильный телефон. И ты, Иван, места себе не находишь от того, что не можешь до него добраться. Ты ищешь путь, который приведет тебя в рай.

— Я не понимаю, о чем вы, — уверенно произнес Иван.

— Теперь ты понял, правда? Ты наконец понял, что стоит на кону.

— Меня это не волнует. Я хочу встретиться с Надей, хочу жить с ней. На остальное мне наплевать.

Бергер замер. Он на верном пути. Повернувшись к Ди, он дал ей знак продолжать. Он слышал, как они говорят приглушенными голосами. Слышал, как Ди от всего сердца играет доброго полицейского. И сосредоточил все свои силы для последнего выхода злого полицейского.

Он слышал, как иссякает негромкая беседа. Повернувшись к ним, он сказал:

— Ты знаешь, что никогда не выйдешь. Ты сгниешь тут, Иван.

— Я не понимаю, о чем… — начал было Иван, но Бергер перебил его, выкладывая свой козырь:

— В тюрьме ты снова возьмешься за наркотики, Иван. Можешь начинать прямо сейчас, в качестве утешения. У меня в кармане пара доз героина. Сдобренного фентанилом. Одну получишь прямо сейчас. Я даже могу помочь тебе вколоть ее.

Бергер сунул руку в карман куртки. Иван кинулся к двери, начал царапать ее и громко кричать.

— Охранники тебе не помогут, Иван, — сказал Бергер, делая шаг в его сторону.

Было отчетливо видно, насколько Ди как полицейскому хочется вмешаться. Она явно боролась с копом внутри себя.

Уже в который раз.

— Дезире! — завопил Иван. — Помоги мне.

Ди закрыла глаза. Потом снова открыла и произнесла:

— Я могу помочь тебе, Иван. Но ты должен рассказать правду.

Иван опять закричал. Бергер подбежал к нему и схватил его за руку.

— Я ничего не знаю об их плане, — орал Иван.

— Тогда дай мне другую ценную информацию, — рявкнул Бергер.

Иван вытаращился на него, дико вращая глазами. Ди проскользнула вперед и заговорила мягким голосом:

— Если ты расскажешь, что знаешь, все будет хорошо, Иван. Давай присядем.

Иван потихоньку успокоился, Ди подвела его к койке, Бергер отодвинулся на задний план.

Добрый полицейский, злой полицейский, всегда наудачу.

Ди погладила Ивана по плечу. Он плакал, слезы текли ручьем. В любой другой ситуации Бергер чувствовал бы себя полным негодяем.

Но только не сейчас. Слишком многое