шел снег, и мои тонкие полуботинки насквозь промокли. Промокла и я, и вся замерзла. Постучав у двери, спросила, как и каждый раз: «Я ушла из тюрьмы – примете ли меня?» «Входите, – ответила мне ласково моя знакомая, скромная, бедная женщина, – здесь еще двое скрываются». Рискуя ежеминутно жизнью, зная, что никогда и ничем я не смогу отблагодарить ее, она предоставила нам все свое скромное имущество, мне и двум женщинам-врачам, только чтобы спасти нас. Вот какие бывают русские люди – и заверяю, что только в России есть таковые. Я оставалась у нее десять дней. Другая прекрасная душа, которая служила в советской столовой, не только ежедневно приносила мне обед и ужин, но отдала все свое жалованье, которое получала за службу, несмотря на то что у нее было трое детей и она работала, чтобы кормить их.

Так я жила одним днем, скрываясь у доброй портнихи, муж которой служил в Красной армии, у доброй бывшей гувернантки, которая отдала мне свои теплые вещи, деньги и белье. Вернулась и к милым курсисткам, и они кормили меня разными продуктами, которые одна из них привезла из деревни. Узнала я там и о матери, так как та, которую арестовали, вернулась. На Гороховой ей сказали, что меня сразу убьют, если найдут; другие же говорили, что я убежала к белым. Затем я жила у одного из музыкантов оркестра: жена его согласилась взять меня за большую сумму денег. У меня и у матери уже ничего не было, но одна из моих бывших учительниц хранила ценную вещь, подаренную мне на свадьбу их величествами: аквамарин, окруженный бриллиантами. Она его продала за пятьдесят тысяч рублей, и я почти все деньги отдала за несколько дней безопасности. Комнату, где я жила, не топили, и в ней был один градус мороза. Правда, кормили недурно, и я два раза возвращалась к ним. Мне пришлось обрить все волосы – из-за массы вшей, которые в них завелись.

6 ноября я свиделась с матерью. Когда мы кинулись друг другу в объятия, мои добрые хозяева заплакали. Туда же пришла моя тетя, сказав, что нашла мне хороший приют – но совсем в другой стороне… Мне пришлось около десяти верст идти пешком и часть пути проехать в трамвае. Боже, сколько надо было веры и присутствия духа! Как я уставала во время этих путешествий, как болели ноги, и как я мерзла, не имея на себе ничего теплого!.. Кто-то подарил мне старые галоши, которые были моим спасением все это время.

Новая моя хозяйка была премилая, интеллигентная женщина. Она раньше много работала в армии спасения. У нее я отдохнула, но она боялась оставить меня у себя более десяти дней и обратилась к местному священнику. Последний принял во мне участие и рассказал некоторым из своих прихожан мою грустную историю, и они по очереди брали меня в свои дома.

Раз ко мне пришла знакомая эстонка, предлагая бежать в Финляндию, сказав, что одна женщина-финка за большие деньги переводит через границу. Какое-то внутреннее чувство тогда предсказало мне им не доверяться, и оказалось – правда. Взяв деньги, женщина эта завела барышню в лес и затем, сказав, что дальше идти нельзя, скрылась. Эстонка эта вернулась в Петроград пешком, без денег и под страхом ежеминутного ареста. Хороша бы я была с ней вместе!

Боюсь надоесть рассказами о своих похождениях. Скажу только, что в конце концов очутилась в квартире одного инженера, где нанимала комнату. Домик стоял в лесу, далеко за городом. Кроме других благодеяний этот человек первый позаботился сделать мое положение легальным. Он взял у знакомого священника паспорт девушки, которая вышла замуж, потом заявил, будто потерял его, и таким образом получил для меня новый паспорт: благодаря этому я получила карточки и право на обед в столовой. Насколько могла и умела, я помогала ему по хозяйству. Целый день он проводил на службе; возвращался поздно, колол дрова, топил печку и приносил из колодца воду. Я же согревала суп, который готовился из овощей на целую неделю. По субботам приезжала его невеста. Конечно, я часто была совсем голодна. Мать и старичок, ее духовник, приносили мне, что могли, равно как и мой друг, которая служила в столовой.

Расскажу один случай, который, может быть, покажется моим читателям странным и который сама я не могу объяснить. Как-то раз я сидела у себя в комнатке, голодная и одинокая. Нервничала, как всегда, прислушивалась к каждому звуку; вокруг бушевала буря и снежные хлопья со свистом кружились у окна. Вдруг слышу сильный стук внизу у двери. Я сбежала вниз и с замирающим сердцем спросила: кто идет? Но ответа не было, а стук повторился. Тогда с молитвой и страхом я отперла дверь. У дверей – никого, только навстречу несутся в вихре и падают снежинки… Но вот вижу, что кто-то вдали пробирается по тропинке между елок к нашему домику. Узнаю маленькую дочку моего друга, одиннадцатилетнюю Олю: в своих замерзших ручках несет она тяжелую посуду с супом и кашей и смотрит под ноги, чтобы не поскользнуться. Увидя меня в дверях, она вскрикнула от радости: «Анна Александровна, а я все искала домик, где вы живете, и не могла найти…» «Ты ведь стучала», – возразила я. «Нет, я иду с большой дороги. Мама посылает вам супу и кашу. Как я рада, что нашла вас…» Кто стучал?.. Был ли то ветер? Ни раньше, ни потом этот стук не повторялся. Кто верует в промысел Божий, который нас ограждает во все минуты нашей жизни, тот поймет, может быть, как и я, что ангел-хранитель этой маленькой доброй девочки помог ей найти меня, а меня Господь не оставил голодной. Повторяю, пусть каждый объяснит, как хочет, я описываю только факт.

В январе 1920 года инженер женился, и я перешла к другим добрым людям, которые не побоялись приютить меня. Самое мое большое желание было поступить в монастырь. К сожалению, я не могла исполнить его: монастыри, уже без того гонимые, опасались принять меня: у них постоянно устраивали обыски, и молодых монахинь брали на общественные работы. Теперь другой добрый священник и его жена постоянно заботились обо мне. Они не только ограждали меня от всех неприятностей, одиночества и холода, делясь со мной последним, отчего сами иногда голодали, но и нашли мне занятие: уроки по соседству. Я готовила детей в школу, давала уроки по всем языкам и даже уроки музыки, получая за это где тарелку супу, где хлеб.