А глаза. Мои глаза, не отрываясь, смотрели на лежащего мужчину.

— Я помогу Фей. Я помогу Сюаню. Все, что он мне дал, и так принадлежит ему. До встречи с ним я не имела ни сил, ни золотого ядра, ничего. И сейчас я не могу этим пользоваться. Будет очень плохо, если он тут умрёт. И мне, и всему миру, — все еще говорила и уже плакала тоже, — И этот мир, наконец, обретет покой. И я надеюсь, обрету. Только Императора и его избалованную дочь я не прощу, — это я сказала гораздо тише, только для себя.

— Я не буду тебе больше помогать. Я против! Одумайся, кем ты станешь! — кричал Ханьшу в моей голове.

«Собой Ханьшу! Я просто стану собой! Я такая и есть смертная! Самая обычная женщина! Не надо ломать трагедию!»

— Ты не понимаешь…

А дальше я его не слушала. И очень, очень зря. Сколько же раз жалела и одновременно была благодарна этому решению, возможно, самому главному в моей этой жизни.

Глава 43

Лежа там, на двух тысячах метрах, застывшими от холода губами я повторяла молитву, обращенную к небу. Оно же, величественно взирая на меня, не хотело слушать. Я была никем для этого бездонного пространства чистоты.

И я опять вставала, ругая все, на чем стоял этот свет. Кит слон и черепаха — троица на которой я отрывалась по полной. В этом мире никто о таких моих познаниях не знал и каменный думал что я отморозила голову.

Закоченевшие ноги не слушались, и каждый шаг давался с большим трудом. Но я шла. Меня спасало одно — Ханьшу знал тропу. Она то уходила вверх, то скользила по крутому обрыву. Но она была. И идти по ней вполне представлялось возможным, если бы я так не замерзла и устала. А шли мы уже седьмой день. Не спорю, я шла как черепаха. Куда мне успеть за Творцом. Сроки моего марафона горели, а возможность его осуществления теперь казалась лишь призрачной мечтой.

Сделав несколько шагов, голова моя опять пошла кругом, и я упала на колени. Теперь я не могла ни идти обратно, ни имела сил идти вперёд. Чуть больше середины пути. Я не рассчитала своих сил. Так тяжело мне не было никогда в жизни.

Я открыла ладонь, и одинокая снежинка, плюхнувшись на неё, ещё долго не таяла. Я и сама была как эта одинокая снежинка посреди бесконечности этого подъёма. Я не знала, как я выглядела, но наверняка очень плохо. Губы мои обветрились и потрескавшиеся, постоянно болели. Тело бесконечно знобило. Припасы заканчивались, и я уже тысячу раз пожалела о своем решении идти.

Надо было, конечно, переждать, хотя бы малыша оставить внизу, а не нести его, бедолагу, в себе непонятно куда. На минуточку, на шестом месяце. Плакать я уже не плакала несколько дней. Сцепив зубы, старалась не поддаваться панике, не терять лицо, спрашивая время от времени Ханьшу, на каком мы сейчас этапе. Он отвечал скупо, очень на меня злясь.

Зато теперь я была свободна. Фей Лин выполнил свое обещание, сняв с меня ошейник.

Я никогда не забуду — ту боль, которую я испытала, отдав свое ядро. Фей показал мне оказавшиеся совсем не хитрыми манипуляции, достав какой-то артефакт с длинным витиеватым названием.

Я думала, это будет как с хвостами, но ядро, видимо, принадлежало моему телу безраздельно. И когда золотистый шарик размером с перепелиное яйцо вылетел с него, жуткая боль поселилась в груди. И теперь мне все еще казалось, отголоски той боли ютились там, где-то чуть выше солнечного сплетения. Фантомные боли так и посещали меня при одной мысли о том моменте и даже о Лео Сюане. Я пока запретила себе думать об этом. О нем.

Помню как светящийся шарик застыл в воздухе и потом плавно опустился в почти безжизненное тело Сюаня. Он засиял, становясь ещё великолепнее. Щеки его запылали румянцем, но глаза по-прежнему были закрыты веером густых ресниц, кончики которых немного поднимались вверх изогнутым лучами. Зачем мужчине такие ресницы — подумалось мне. Сводить с ума таких дурочек, как я. Забавно.

И тогда я почувствовала сильную слабость, зашаталась, схватившись за край стола. Моих волос в тот же момент словно коснулась белая кисть. Они разом стали совершенно седыми. Я бы и не заметила, если бы не прядь, упавшая на глаза. Потом, конечно, я потянула посмотреть косу. Это потрясло меня до глубины души.

Потрогала лицо, ожидая стать столетней старухой, но оно по-прежнему было гладким и нежным. Волосы тоже были шелковистыми и нежными, но полностью потеряли свой цвет. Я побоялась спрашивать Ханьшу, чувствовала, как он затаился. Мне стало очень страшно. Я попыталась скрыть свое состояние даже от самой себя, что бы сейчас ужас не охватит меня, я потеряю шанс покинуть это место.

Надо было держать себя в руках.

— Твоя очередь, Юй, Фей. Ты обещал снять ошейник.

Когда он снял с меня ошейник, я поняла, что он тоже пожертвовал львиной долей своей силы или души, не знаю, но выглядел он очень плохо, будто его лика коснулась сама смерть. Под глазами пролегли черные тени. Отличная выправка стала манерой старика. Он выглядел таким уставшим, что еле ворочал языком.

— Мои солдаты выведут тебя прохрипел он.

— Мне надо ещё кое-что.

Он поднял красные глаза.

— Мне нужен дракон, что бы доставил меня на пик горы Лузи Цинь, — он как то встрепенулся даже от неожиданности моей просьбы, потирая лоб.

«Наверное надо было озвучивать до того как я согласилась, а теперь шансы мои таят.»

— Но Янь, гора Лузи Цинь укрыта пологом богов, ни одно животное не может туда попасть, ни один артефакт не работает уже даже у ее подножья.

— Что!

— Это священное место. Зачем тебе туда?

— Неважно. Тогда дай мне хотя бы теплые вещи и провиант прикажи доставить к меня подножью.

— Я все сделаю. И вот возьми кокон. Если твоей жизни будет что-то угрожать, это сможет уберечь наследника, — он сказал последнее слово еле различимым шёпотом, как нечто запретное.

— Ты знаешь?

— Я проверил тебя сейчас и это действительно так. Только догадывался. Хоть я не понимаю, почему ты.

— Считаешь меня недостойной?

— Считаю. Я не сказал ему. Это я не сказала ему про тебя. Он отдал приказ перерыть весь мир, но не узнал