пень. Несколько секунд, Гвин молчала, глядя вперед, заставив мое сердце дрожать от напряжения и страха. Но повернувшись, я лишь увидела, как по ее щекам стекают окровавленные частички, слизь, что отражала багряный закат, в котором я слышала первобытную ярость, видела алые небеса и ливень из крови, что собою захлестывает мир, унося всю жизнь. С глаз Гвин не переставая текли все новые и новые слезы, новые фрагменты, в себе несущую ненависть столь сильную, что она была сравнима лишь с той, которая билась в осколках расколотого герба. Я видела пожар, что обжигает природу, окончательно уничтожает выжженную, исщерпленную ранами землю, из которой такла черная, демоническая кровь. И опять, из недр пылающих земель, тянулся смрад, который заставлял играть на языке привкус стали и женой плоти. Во главе вновь стояли эти две эмоции, ненависть и гнев, что слились в единую сущность, заставили Гвин видеть нечто, мне незнакомое и неподвластное, но такое беспощадное и всеобъемлющее, что жаждало конца. Я не могла отвести взгляд, это манило меня к себе, звала по имени, словно пытаясь перебраться с тела Гвин на мое, как то должно было быть изначально. Но хуже всего, было именно то, что я понимала шепот этих медленно текущих ручьев, которые оставляли на бледной коже Гвин покраснения, словно раздирая ее тело, постепенно сжигая. Наполненные обезумевшей ненавистью, они мне пели, с упоением рассказывая о великой бойне, о всемирном пожаре, который в себе пожрет небеса, и затопит их кровью тропы, где захлебнутся владыки и их слуги, навсегда очистив мир. Великое искупление не только человеческого рода, но всего мироздания, который может обновиться так же… Как уже менялся после войны богов, когда выжженная земля шла по новому пути, и когда появились первые люди, ненавистные шепоту, названные им слабейшими, низшими из всех рас. Недостойными той власти, которую мы получили от богов. - О Близнецы…

- Я так рада услышать твой голос… - Гвин упала мне на руки, размазывая кровь по дрожащим плечам. Я чувствовала, как она угасает с каждой секундой, постепенно ослабевая и уповая только лишь на то, что я смогу удержать ее от падения. Пришлось сделать шаг назад, аккуратно сесть на пень, положив девушку на себя. От нее веяло смертью… и тьмой, которая затмила все, чем она была до этого момента. Я даже не могла почувствовать всегда ярко бившийся в душе свет, который исходил от нее… только холодную, склизкую тьму, алую тьму, текущую по сердцу. - Извини…меня просто вели дальше, я не могла сопротивляться… Прости, что я... Не могла противиться.

- Ничего, ничего, Гвин… Все будет хорошо, ты… очищаешься, видишь? Это закончится, я обещаю…- Аккуратно посадив девушку на пенек, я положила ее голову себе на плечо, отчаянно пытаясь придумать, как помочь ей. Та песнь… она была чудовищна, но мотив был мне знаком, Аколит рассказывала о многом уходящем в глубь веков, и пела, своим холодным, резким, глухим голосом, который становился прекраснее всего на свете, когда та произносила священные текста, вдыхающее в ее бренное тело жизнь. то, что было в Гвин, напоминало мне одну из Од, которую воспевали Мириану перед боем, но извращенную, до боли неправильную, насмехающуюся над самой сутью ангела Возмездия. Возможно, если я могу напеть нечто обратное, нечто светлое, то получится спасти Гвин от плена ненависти. Песнь… о прощении? - Слушай… меня, только мой голос, хорошо? Попытайся очистить сознание от мыслей, а я тебе помогу избавиться… от этого.

- Мне очень холодно, Лиз… я чувствую как кровь подбирается к горлу… очень больно… - Гвин плакала, и я не могла этого вынести. За все два года, она не проливала слез еще ни разу, и я не могла поверить, что именно моя вина в том, что она не могла сдержать их. Это я должна была лежать здесь, но не она… я должна была бороться, не она, и я бы победила, но она не была способна принять тьму. И теперь, вся ее жизнь зависит от воли Близнецов, и потому… Я должна достать до их света, привлечь внимание своей молитвой, исцелить Гвин… несмотря ни на что. Сердце обливалось кровью, но сейчас ни одна моя эмоция не была достойна внимания, нужно было сосредоточиться, забыть обо всем, но сделать то, что я должна была сделать. Опустившись на колени, стискивая руки и пытаясь следовать советам Аколита, я хотела воззвать к Ним, попросить Их помощи, только во имя ее спасения, и во имя жизни той, кто действительно была этого достойна. Закрыть глаза… причинить себе боль, раскалить чувства, после чего, отдаться словам, вкладывая в каждое слово не силу, но саму себя, только тогда можно достичь того, что молитва окажется услышана.

Моя песнь не звучала складно, я не могла сосредоточиться, видя, как умирает человек, ставший мне членом семьи. Мое пение сбивалось с каждым ее прерывистым вздохом, блеск крови на бледном теле сотрясал голос, не позволял сосредоточиться, я ощущала, как она умирает, и я не могла молиться так, как меня учили, все было тщетно, я видела только тьму в ее глазах, и такую же тьму, отражающуюся во мне. Все было ложно. Я не ощущала их присутствие, лишь холод одиночества и безысходности, сковавший оцепеневшее тело. Лишь ненависть. Ненависть к тому, кто это сотворил, а где ненависть, там и злость, кипящая ярость, гнев. Это состояние меняло мои слова, я не желала прощения, нам не за что было его просить, нет того кто был его сейчас достоин, нет никакого милосердия или понимания… я… я хотела мести. Я хотела покарать того, кто сотворил это с Гвин, кто прямо сейчас убивает ее, неважно что им двигало, я не желала знать его судьбы, слушать оправдания или глядеть на ситуацию по иному. Мне хотелось ощутить его кровь, хотелось рвать тело… хотелось видеть жестокую, болезненную смерть того, кто причинил боль не только ей но и мне, кто достоин только тьмы, которая поглотит его без остатка, уничтожит тело,