Беру еще одно яйцо.

– Потому что мать Стоуна – стерва, но бить людей неправильно. К тому же так веселее. – Я завожу руку для броска. – Это за то, что заставила меня выбрать лилии вместо роз.

Я пищу от восторга, когда яйцо разбивается о лобовое стекло.

Получай, сука.

Достаю еще одно.

– Это за то, что сказала, будто меня не могут повести к алтарю и братья, и отец. Видите ли, это будет странно.

Оукли берет следующее яйцо.

– Это за то, что она водит форд, хотя все знают, что форд – дерьмо.

Он пожимает плечами, когда я смотрю на него.

– Что? Все как есть.

Я смеюсь, когда он бросает яйцо, и оно приземляется на значок форда.

– Хороший бросок.

Оукли слегка наклоняется.

– Спасибо, я тренировался. – Затем указывает на ее машину. – У нее игральная кость висит на зеркале.

– Очень по-сучьи, – замечаю я.

Мы одновременно бросаем следующие яйца. Только на этот раз они не попадают в ее машину… Они попадают в машину, которая паркуется рядом.

Машину, принадлежащую ее сыну.

Упс.

Оукли тянет меня в кусты, пока Стоун открывает водительскую дверь. Когда я вижу, что губы Оукли изгибаются в ухмылке, я прикладываю к своим палец, чтобы напомнить ему быть тише. Мгновение спустя мы слышим:

– Какого хрена? – И потом: – Чертовы дети.

Этого хватает, чтобы заставить меня рассмеяться так, что под ребрами начинает колоть.

– Кто здесь? – выплевывает Стоун.

В следующую секунду я уже лежу на спине, а надо мной расположился Оукли.

– Ты нас выдашь, малышка.

Я честно пытаюсь успокоиться, но у меня не выходит. Целую вечность так не веселилась.

– Я слышу, как вы смеетесь, засранцы! – кричит Стоун.

Я фыркаю. Бросив на меня предупреждающий взгляд, Оукли закрывает мне рот ладонью, но я вижу, что он и сам еле сдерживается.

– Еще раз такое сделаете, и я позвоню вашим родителям, – ворчит Стоун.

Как только его шаги затихают, смех, который мы оба держали в себе, вырывается наружу.

– Это не смешно, – говорю я, хихикая.

– Не смешно, – соглашается Оукли, спрятав голову в моей шее и трясясь от смеха. – А уморительно.

Нас накрывает новая волна, и я начинаю задыхаться…

А потом я чувствую это.

Его возбужденный член, прижимающийся к моему бедру.

Я вздрагиваю, когда он меняет позу и оказывается у меня между ног, прижимаясь к промежности. Я делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки, и наши губы едва не соприкасаются. Кровь шумит в ушах, сердце бьется в грудной клетке, словно пытается выбраться наружу.

– Оукли.

Больше напоминает мольбу, но я не знаю, прошу ли его продолжить или остановиться.

Он хрипло говорит:

– Скажи, чего ты хочешь.

Если бы все было так просто.

Голова кружится, а дыхание становится рваным.

Это так просто – сдаться и потеряться в нем.

Воспользоваться им, чтобы сбежать от всех своих страхов.

Но я не могу.

В горле пересохло, и я с трудом выдавливаю из себя:

– Я хочу домой.

Глава тридцать седьмая

Бьянка

Настойчивый стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть на кровати. Я смотрю на будильник и бормочу ругательства. Те, кто знаком со мной, также знают, как сильно я ценю свой сон, а значит, будить меня на рассвете – прямой путь к тому, чтобы я вышла из себя.

Ворча, я тащусь к двери и резко распахиваю ее.

– Какого хрена…

Я замолкаю, когда вижу Стоуна. Выглядит он крайне подавленным.

– Привет.

Он засовывает руки в карманы джинсов.

– Мы можем поговорить?

Я бы с большим удовольствием сходила к зубному, но нам все равно придется это сделать.

Сделав шаг в сторону, я жестом приглашаю его внутрь.

– Хочешь воды…

Его поцелуй застает меня врасплох, и на мгновение мой мозг отключается.

Я мягко отталкиваю его.

– Стоун…

– Нет, – говорит он. – Дай мне сказать, пока я с ума не сошел. – Он проводит рукой по волосам. – Я люблю тебя, Бьянка. И мне не нравится то, что происходит между нами в последнее время. – Он опускается на одно колено. – Но я готов сделать все что угодно, буквально все, чтобы вернуть наши отношения… вернуть нас.

О боже.

Я ценю, что он наконец понял, что у нас есть проблема, но я не готова пойти к алтарю.

– Я не готова выходить замуж, – признаюсь я. – Нужно было сказать раньше, но я не хотела причинять тебе боль.

Или признавать, что я совершила ошибку, сказав «да». Особенно после того, как я буквально зубами выгрызала право быть с ним у своей семьи.

– Тогда давай отложим свадьбу, – произносит он. – Мы можем поработать над нашими отношениями и подождать, пока ты будешь готова. Вернуть все на круги своя.

Меня одолевают странные чувства.

Может, он и предлагает мне клетку побольше… Но это все еще клетка.

Я даю ему честный ответ, потому что он заслуживает его.

– Стоун, я не помню куски из своей жизни. Все так сложно, и…

– Я знаю. Потому что я был там, помнишь? Был с тобой, пока ты пыталась взять себя в руки. Помогал тебе собрать осколки своей жизни. – Он прищуривается. – Я, а не он.

Я не могу этого отрицать.

Стоун не только был рядом, пока я делала крошечные шаги, он взял меня под свое крыло, заставил чувствовать себя защищенной… именно это мне было нужно после аварии. Но я не уверена, что сейчас дела обстоят так же.

Есть еще одна вещь, которую мне нужно до него донести.

– Оукли здесь ни при чем. – Я с тяжелым сердцем снимаю свое обручальное кольцо. – Прости…

– Нет, – выдавливает из себя он. – Не ставь на нас крест. – Прижавшись головой к моему животу, он смотрит на меня глазами, в которых стоят слезы. – Дай мне еще один шанс. Нам необязательно сейчас жениться, но не заканчивай все это, Борн. Ты нужна мне.

Я чувствую, как мои собственные слезы начинают щипать глаза, когда он продолжает:

– Я готов умереть ради тебя, Бьянка. Вырвать сердце из груди и принести тебе на серебряном блюдце, если ты этого захочешь. – Он надевает кольцо обратно на мой палец. – Не бросай меня. Пожалуйста. Не сейчас. Дай мне доказать, что это мы… это всегда были мы.

О черт.

Его слова. Чистейшее отчаяние в глазах.

То, что мне до сих пор на него не плевать… несмотря на все проблемы.

Зудящее чувство, говорящее мне не заканчивать эти отношения, не попробовав все исправить.

– Хорошо, – шепчу я.

* * *

Я нахожу Оукли в