нескольку часов следили за миграцией пролетающих птиц. А один раз в пять дней они наблюдали за их пролетом в течение целых суток. Так, в отдельные дни ученые видели до тысячи различных птиц, пролетавших крупными стаями с юга, в сторону Сарыкамышской впадины и Аральского моря. В это время над Тигровым плато летели серые гуси, журавли, пеликаны, лебеди, бакланы — в общей сложности больше восьмидесяти видов пернатых.

— Не сочтите, пожалуйста, за бахвальство, — негромко и почти застенчиво молвил Владимир Павлович, и я увидел как повеселело его задумчивое лицо, — но считаю, что мне как орнитологу очень повезло. Вот судите сами. Известно ведь, как мало в нашей стране осталось черных беркутов, занесенных в Красную книгу. А на нашем участке, только под моим наблюдением находятся две беркутиных пары. Птица очень осторожная. Приблизиться к ней можно только лишь в гнездовый период. А гнезда свои беркут устраивает на головокружительной высоте почти недоступных чинков.

— И как же все-таки вы добираетесь до них? — с любопытством спросил я собеседника.

— А вот с помощью этой вещицы, — указал Владимир на лежавшую поблизости веревочную лестницу. И я легко представил себе этот гладкий, чудовищно гладкий, обрыв высотою в несколько сот метров, и человека, повисшего на утлой лестнице недалеко от его вершины. Только при одной мысли об этом у меня по спине пробежал неприятный холодок. А этот парень, такой спокойный и симпатичный, наверно, почти ежедневно совершает свой подвиг ради науки, не опасаясь ни внезапного нападения пернатого хищника, ни смертельного падения вниз.

— А одна парочка беркутов, — продолжал Владимир Павлович, — поразила нас своей приверженностью к современной моде. В их гнезде мы обнаружили два яйца: одно почти совсем чистое, а другое в крапинку, а рядом с ними… лоскуток джинсовой материи. Чем она им понравилась и откуда попала в их гнездо — остается загадкой. Может, люди обронили где… Но люди в наших краях бывают так редко… В основном, разумеется, участники экспедиций.

— Что еще вы изучаете? — спросил я Владимира Павловича, когда в нашей беседе наступила продолжительная пауза.

— Кроме беркутов, изучаем жизнь трех пар канюков-курганников. Одна из них устроила свое гнездо на высоком карнизе останца Бурчли бурун. Повезло нам и на филинов. Их гнезда нам хорошо известны. Одно из них я могу вам показать. Оно — недалеко отсюда и низко над землей. Так что можно вполне обойтись без лестницы. Однажды я видел на нашем участке и хищную птицу из семейства соколиных — балобана, но место, где он гнездится, пока не установлено. Есть у нас и дрофы-красотки и норовые птицы: каменка черношейная и каменка-плясунья.

Много других животных. Таких, например, как джейраны, горные бараны, волки, зайцы, суслики, лисицы. Раз уж я упомянул о волке, расскажу коротко об одном случае, который произошел с моим другом Сережей Антиповым.

Путешествуя как-то по нашему участку, он забрел в одну из карстовых пещер и натолкнулся там на отдыхавшего волка. Встреча эта была совершенно неожиданной, и трудно сказать, кто больше оробел: безоружный человек или вооруженный зубами волк. Однако встреча закончилась мирно. Сережа, как говорили в старину, сделал ретираду, то есть отступил назад, а волк остался на месте. Если хотите, я покажу вам и эту пещеру.

— А это тоже ваша работа? — указал я на кучу черепов, лежавших рядом с веревочной лестницей и принадлежавших разным животным: песчанкам, сусликам, горным баранам, сайгакам, лисам. Однако тогда в этой коллекции не было самой замечательной, на мой взгляд, и самой интересной находки: черепа туранского тигра, исчезнувшего на Устюрте в конце сороковых годов. Сообщение о ней я прочел в одной из публикаций «Правды», спустя несколько месяцев после возвращения из поездки по Капланкырскому заповеднику. Если бы череп тигра был найден раньше, еще до моей поездки, я не сомневаюсь, что его мне показали бы. Но тогда его не было в коллекции. Сообщение газеты обрадовало меня. Теперь все сомнения относительно названия плато, так волновавшие меня, неожиданно отпали. Каплан кыр по праву называется Тигровым плато.

Глянув на груду черепов, Владимир Павлович сказал:

— Да, это мы собирали с Сергеем Антиповым. Находки любопытные. Думаю, что пригодятся.

— Ну, что же… Мне кажется, что ваша научная биография началась неплохо, — как бы подводя итог нашему разговору, заметил я.

— Но она началась не здесь, а гораздо раньше, — возразил Владимир Павлович. — Еще будучи студентом четвертого и пятого курсов университета я участвовал в интереснейших научных экспедициях института экологии — пока единственного в Советском Союзе. Вместе с нами, студентами, в них принимали участие видные ученые, такие, как доктора наук Николай Николаевич Данилов, Лев Николаевич Добринский, кандидат наук Рябицев. О последнем следует, пожалуй, рассказать несколько подробнее.

Сравнительно еще молодой, он обладает колоссальным запасом разносторонних знаний. Словом, умница. К тому же очень добр и привлекает к себе исключительным человеческим обаянием. А лекции читает… Заслушаешься! Кроме этого, природа щедро одарила его многими талантами: он и — художник, и — музыкант, и — писатель. Его книги «Птицы Ямала», и «Год из жизни орнитолога» читаются как увлекательный роман и имеют глубокое научное значение.

Вот вместе с такими учеными я дважды побывал на полуострове Ямал, в Заполярье, где живут охотники и оленеводы: ненцы, манси и ханты. Забрасывали нас туда весной, на вертолетах. Свою палатку мы ставили где-нибудь в редколесье, на берегу озера, и жили здесь втроем или вчетвером несколько месяцев, изучая природу сурового края. Кстати говоря, в тундре гнездится до восьмидесяти видов птиц. Вести наблюдения за ними было очень интересно. Расскажу такой эпизод.

В период гнездования — в порядке эксперимента — я снял с гнезда овсянку — небольшую птичку с желтыми полосками на голове — и клетку с нею поместил в своей палатке. И что же? Самец не растерялся. Он взялся сам высиживать свое потомство. Но по самке, видимо, скучал. С горя и отчаяния он начал громко и заливисто петь и этим привлек к себе новую подругу. Она села на гнездо и вывела чужих птенцов.

Тогда я выпустил из клетки ту овсянку, которая отложила яйца. Было удивительно, что самец и самка сохранили верность брачному союзу. Они сели на еловый сучок и, радуясь тому, что разлуке пришел конец, с нежностью поглядывали друг на друга.

— А куда девалась вторая овсянка?

— Не знаю. Куда-то улетела.

— Значит, вышло так, что из одной — студеной пустыни — вы попали в другую — дышащую огненным жаром? Нравится вам здесь?

— Нравится. Заповедник поразил нас неповторимым своеобразием своих ландшафтов, видовым обилием флоры и фауны. Все это требует, конечно, строгой охраны, длительного изучения и приумножения природных богатств Каплан кыра.

После