Похоже, мое разочарование и даже обида ярко отразились на перекошенной и измазанной пылью физиономии. Эльф прямо посмотрел мне в глаза, чуть наклонил голову и произнес:

– Ты тоже вел себя достойно и даже сумел удивить меня, ученик.

Блин, взрослый же человек, да и эльфов не очень люблю, а в душе вспыхнул такой восторг, что в зобу дыханье сперло, как у той вороны. Детский сад, штаны на лямках!

Я попытался успокоиться, но тут ушастый добил меня окончательно:

– Приглашаю разделить со мной росу с листа.

С эльфами я еще не бухал, но все в этой жизни случается в первый раз, даже самые невозможные вещи.

Заметив еще один наклон головы наставника, я спохватился и тут же изобразил нечто похожее на его поклон ректору и моей волшебной палочке.

– Это большая честь, учитель.

Еще один наклон головы ушастого показал, что он считает свое предложение не просто большой, а абсолютно запредельной честью для недостойного меня, и при этом моя благодарность кажется ему совершенно недостаточной.

Изображать реверансы и бухаться в ножки «благодетелю» я не собирался, поэтому прямо и с легкой улыбкой посмотрел на наставника. Хамить я ему, конечно, не собирался, но должен был показать, что надменные эльфийские замашки все же стоит попридержать. Порыва этот посыл явно покоробил, но отзывать приглашение он не стал. Да и вообще, чем дальше, тем больше я понимаю, что ректор не напрасно приютил опального эльфа, который намного адекватнее всех своих родичей, вместе взятых. Хотя даже в нем иногда прорывается паталогическое наследие предков-рабовладельцев с расистскими замашками.

Сделав приглашающий жест, наставник пошел впереди, указывая мне дорогу. Кто бы сомневался, что жилище опального эльфа окажется близко к арене. Судя по всему, покрытая крупным песком круглая площадка действительно является его местом силы. Удивительно, ведь здесь вообще нет никаких растений. Один камень и песок, а дерево исключительно в виде мебели.

Личные покои Порыва оказались неожиданно небольшими, уютными и полностью обшитыми древесными панелями. Но все равно живой растительности я так и не увидел. Хотя бы цветочек какой на подоконнике завел.

Эльфийская мебель, как и показывалось во многих фильмах и видеороликах, от человеческой мало чем отличалась. По стилю похожа на французскую эдак века восемнадцатого. В резьбе превалировали растительные мотивы.

А ведь ушастый, говоря о росе с листа, судя по всему, выражался в буквальном смысле. Он достал из шкафчика две чашки, очень похожие на свернутые ковшиком листья, и кувшин, явно сделанный из какого-то специальным образом обработанного бутона. Усевшись за стол, Порыв накапал в чашки грамм по двадцать, взял ту, что была поближе к нему. Я тут же присел на второй стул и подхватил предназначенную мне емкость.

Ну что сказать, пойло так себе. Отдаленно похоже на наш джин, горьковатый и вяжуще-терпкий. Доза, как я уже заметил, мизерная, но в голове слегка зашумело. Мы некоторое время помолчали, делая вид, что прислушаемся к собственным ощущениям от принятого напитка. Ну а о чем нам говорить? Единственное, что нас связывало, – это тренировки. Теперь еще и этот совместный бой, который вынудил надменного эльфа перейти от сухих отношений учитель-ученик к более доверительному стилю боевых соратников. Пока я думал, что же можно такое сказать, эльф заговорил сам:

– Этот напиток собирается с листов дерева суунасса в свете полной луны. В эти дни водная взвесь приобретает особые свойства и воздействует на ворсинки листа. Он выделяет особый сок, который, смешиваясь с росой, стекает в специальные емкости.

Оказывается, я ошибся: говоря о росе с листа, он имел в виду полное название напитка, а не посуду, с которой нам придется пить.

А ведь штука все-таки забористая! Всего двадцать граммов, а настроение стало каким-то совсем уж философским. Эльф разлил еще по порции, и мы дружно тяпнули. Судя по всему, на ушастых это пойло действует как-то по-особенному, потому что моего собеседника совсем уж развезло, а может, бедолаге просто нужно было выговориться.

Какими бы разными ни были существа, поселившиеся в Женеве, общее у нас одно: наличие разума, а интеллект без социализации попросту невозможен, и поэтому при всем снобизме и индивидуализме эльфов они тоже нуждаются в общении. Может, я ошибаюсь, но, судя по тому, что Порыв открылся именно мне, с ректором у него почему-то побеседовать по душам не получается. Возможно, сработал мой статус оценщика, или, как любят говорить ушастые, ценителя. Еще по общению с лысым фанатиком я понял, что к носителям этого дара они относятся как-то по-особенному. А может, сказалось то, что меня терпит поселившийся в палочке дух легендарного артефактора, на пару с которым я угробил целого эльфийского князя.

В общем, прорвало бедолагу, и он начал жаловаться мне на свою тяжкую долю. Ну как жаловаться? Со стороны это выглядело так, будто ушастый принялся декламировать на высшем эльфийском какие-то стихи. Стих, конечно, белый – рифмой там и не пахло, но ритмика и воодушевление были присущими именно поэзии.

Так я и узнал, что Порыв-рассветного-ветра ожидаемо пострадал из-за любви. Он, оказывается, у нас романтик. Практически классика. Он сделал предложение возлюбленной, которое отвергли ее родители. Фатальная дуэль с более везучим претендентом на тот же приз и побег в другой мир. А здесь, оказывается, уже проживали родичи убиенного соперника. В общем, слово за слово, и образовался еще один труп, естественно не моего учителя. На Порыва объявили охоту, и тут бы ему и конец, но по непонятной для самого ушастого причине главный человеческий маг почему-то решил прикрыть незадачливого переселенца.

Что-то в его рассказе зацепило меня. Создавая свою жалобную псевдопеснь, он сумел вплести в нее некоторое количество энергии творения, через которую я и ощутил всю боль растерянности и одиночества разумного, который окружающим казался холодной и беспощадно-равнодушной ящерицей. Одно плохо: впоследствии он может счесть свою откровенность досадной промашкой и затаить на меня злобу.

Словно подтверждая мои мрачные предположения, закончивший жаловаться эльф вдруг встрепенулся, одарил меня долгим непонятного наполнения взглядом, а затем резко встал и вышел из помещения. Некоторое время я с нелепым видом пялился в пустую листовидную чашку. Затем плеснул себе еще грамм двадцать из цветочного кувшина, хлебнул последнюю на сегодня порцию эльфийской росы и тоже отправился восвояси.

Проходя через разгромленную арену, я с удивлением увидел, что там уже во всю снует явно поднятый по тревоге обслуживающий персонал. Руководящий этим муравейником Жан-Эрик недовольно скользнул по мне взглядом и вернулся к