судьбе друга и убедился, что самые верные идеи, как правило, самые несложные. Падуанец не может сунуться в прежнюю тратторию – только подставит Годелота, которого так стремится не впутывать еще крепче. Послать на разведку тоже некого. Остается один способ, невероятно притягательный своей относительной простотой… но чертовски трудновыполнимый. Однако долго раздумывать по пустякам было не в деятельном характере Пеппо, а посему он поднялся с койки, зачем-то снова потряс кувшин, словно надеясь обнаружить, что он наполнился сам собой, и кликнул мальчика-слугу.

Считаю своим долгом заранее оговорить, что наличие слуги вовсе не делало тратторию в Каннареджо респектабельным заведением. Шустрый и улыбчивый мальчуган приходился хозяину какой-то несусветно дальней родней. Пеппо сомневался, что хозяин платит постреленку жалованье, понеже кормился тот на кухне, где помогал кухарке, а вояки под хорошую руку не скупились на мелкую монетку, ибо слуга отличался отменным слухом и всегда немедля являлся на зов.

Вот и сейчас по коридору пронеслись быстрые ноги. Слегка запыхавшийся голос звонко и путано выкликнул:

– Чегозволите?!

Тетивщик усмехнулся и попросил бумаги и чернил. Малыш, однако, не двинулся с места.

– Ты на ухо туговат, приятель? – тут же взбеленился Пеппо, слыша в ответ озадаченное сопение. Но слуга вдруг с детской непосредственностью спросил:

– А почто вам бумага, мессер? Вы ж того… не видите, вон, даже без свечки сидите.

– Не твое дело! – отрезал тетивщик, подавляя внезапное желание расхохотаться. Обращение «мессер» неожиданно развеселило его.

– Слушаюсь… – смущенно отозвался мальчик и прытко понесся выполнять поручение.

…На улице перекликались ночные сторожа. Луна сонно ковыляла по ободранной кромке облаков, красноватая, будто тоже утомленная духотой и сыростью ночи. Уже квартал погрузился в подобие тишины, но Пеппо и не думал спать, поглощенный кропотливой работой.

Положив перед собой на стол лист шероховатой бумаги, он тщательно ощупал его края, обмеряя пальцами и запоминая размер. Затем сложил лист пополам и осторожно разорвал надвое – бумага была недешева, а обойтись одним листом ему едва ли удалось бы. Отложив в сторону половину, Пеппо снова обмерил вторую часть разорванного листа и неуверенно взялся за перо. Он впервые держал его в руках – Алесса не умела писать, а Годелот в пути мог учить друга грамоте только с помощью подручных предметов вроде щепок и лезвия ножа.

Погодите, а как его держать? Уж точно не как нож или топор. Быть может, как ложку? С четверть часа тетивщик так и эдак перехватывал перо, пока не нашел положение, в котором тонкое острие повиновалось движению пальцев.

Так. Винченцо вечно жаловался на «кляксы», что оставляют дешевые перья на расписках. Позабавленный этим словом, Пеппо как-то спросил у монахини в госпитале, как в рукописи получаются «кляксы», и та охотно объяснила, что чернильные пятна оставляют плохо заточенные перья и небрежная рука. Тогда это показалось тетивщику смешным, а сейчас он с внутренним замиранием медленно опустил перо в чернильницу и, вытащив его, тут же услышал еле заметный звук – чернила капнули на стол. Взволнованно сжав зубы, словно пытаясь ухватить кончик занозы, Пеппо снова обмакнул перо, но на сей раз осторожно отер острие пера о края чернильницы.

Скоро подросток ощутил, что он отчаянно небрежен и неуклюж. Медленно, настойчиво и кропотливо он пытался соотнести размашистое движение пальцев, которым он вычерчивал буквы щепкой на земле, с другим, тонким и бережным, что со скрежетом шуршало по бумаге, изображая на ней тот же крохотный знак.

Хуже всего оказалось то, что некому было сказать подростку, удалась ему написанная буква или нет Значит, нужно изображать их немного крупнее, тогда, вероятно, и с кляксами их можно будет различить. А как определить, велика ли получившаяся буква?

Тетивщик нащупал на койке свою весту, расстелил ее на столе, поверх положил бумагу, прижал к листу подушечку пальца и несколько раз обвел ее, повторяя и углубляя контур. Убедившись, что он хорошо ощущает края получившегося овала, Пеппо осторожно изобразил в нем букву, напряженно следя, чтобы острие пера не скользнуло в канавку, отмечавшую границы.

Потренировавшись некоторое время, Пеппо ощупал бороздки, оставленные на обороте пером. Они казались довольно отчетливыми. Затем снова измерил пальцами лист – в такой строке, пожалуй, уместится три-четыре недлинных слова. Черт, а ведь строка могла уклониться вверх или вниз, верно? А нажимать на перо сильнее, чтоб строку можно было нащупать на обороте листа, тетивщик опасался: запросто проткнешь бумагу. Подумав пару секунд, Пеппо снял пояс и положил на лист. Попробуем так.

…Уже рассвело, когда подросток сложил первое в своей жизни письмо и тщательно запечатал края свечным воском. Устало оперся о стол, на котором в беспорядке лежали исчерканные на все лады листы. Он не знал, можно ли разобрать написанные им строки. Но очень надеялся на догадливость друга и на свою лукавую, непостоянную, но подчас довольно сговорчивую удачу. Дело было за малым. Письмо предстояло передать.

* * *

День выдался не по-летнему хмурый, но Пеппо, не сомкнувший прошлой ночью глаз, радовался прохладе и мелкому реденькому дождику. С утра к нему постучались двое шумных говорливых вояк и купили четыре тетивы, две из которых Пеппо тут же натянул на принесенные служивыми арбалеты. Получив горсть монет и массу интереснейших подробностей из личной жизни какого-то капрала, подросток распрощался с визитерами и отметил, что день начался удачно. Спустившись, Пеппо наведался с пустым кувшином на кухню и, пока хмурая кухарка возилась с крышкой бочки, осторожно бросил лоскут рясы в растопленный очаг.

Однако план складываться не желал. Самому войти в тратторию нельзя. Послать кого-то тоже опасно. На улицах всегда трется достаточно шалопаев, готовых за медяк отнести что и куда угодно. Но вся эта пронырливая братия за второй медяк охотно сообщит первому встречному, и куда было отнесено письмо, и кто его передал.

Погруженный в размышления, Пеппо неспешно шагал по узкому, будто тесьма, переулку, слыша впереди знакомые раскаты колокола Мадонны дель’Орто. Слева канал плескался о каменные тиски стен. Бессознательно ведя по шатким перильцам ладонью, тетивщик услышал позади торопливые семенящие шаги и машинально шагнул вплотную к перилам, чтобы пропустить спешащего прохожего. Шаги приблизились, кто-то маленький и щуплый протиснулся между стеной и замедлившим шаги подростком.

И вдруг тетивщик уловил, как суетливое шарканье босых ног запнулось и прохожий оступился… Пеппо назубок знал этот нехитрый приемец. Выждав секунду, когда прощелыга толкнет его, падая, подросток молниеносным движением хлопнул себя по правому карману и вцепился в узкую, невероятно маленькую ладонь.

Он ждал ругательства, тычка в колено или живот, рывка – любой естественной реакции пойманного воришки. Но в ответ раздался испуганный