России и недалёк час его возвращения. Песню о Сайго распевали марширующие солдаты, пьесу о героическом Такамори исполняли столичные актёры. Власть предержащим оставалось либо вступить в новую войну уже с призраком, занявшим прочные позиции в умах народа, либо смириться и сделать вид, что Сайго на самом деле был не так уж и плох. В 1889 году государь простил покойного бунтовщика посмертно, а в 1902-м сын Такамори получил титул маркиза.

Рис. Битва за гору Табарудзака. Художник Кобаяси Иетаку.

Что касается Табарудзаки, то она превратилась в место, где духи воинов прошлого время от времени напоминают о себе. Проявление потустороннего не связано с годовщинами сражения и вообще не отличается регулярностью. По слухам, призраки предпочитают дождливые ночи, как бы вспоминая о том весеннем дожде, который когда-то накрыл враждующие стороны. Искатели неведомого сообщают о странных тенях, скользящих во мраке. Правда, нельзя исключать, что им попадались на глаза другие охотники за привидениями, явившиеся в это место на ночь глядя. В близкий контакт с духами вступить никому ещё не удавалось, но то, что призраки погибших солдат и самураев до сих пор привязаны к этому месту, не вызывает сомнений. Впрочем, пострадавших от ночных встреч с духами на настоящий момент не выявлено, и склоны, где когда-то лилась кровь, остаются местом, где во время ночной прогулки можно пощекотать себе нервы и проверить свою храбрость.

Советы дилетанта: История о храбром мятежнике Сайго Такамори получила второе дыхание и стала известна всему миру уже в наши дни. Компания «Уорнер Бразерс» выпустила фильм «Последний самурай», где главную роль (не Сайго) сыграл Том Круз. В роли Марицугу Кацумото (киновоплощение Такамори) выступил Кэн Ватанабэ. Экранный мятежник оказался гораздо большим идеалистом и мечтателем, чем его исторический прототип. Отвергая перемены, наступающие в стране, Кацумото отправляется на войну в старомодных доспехах, его армия состоит из самураев, о ружьях его соратники и слышать не хотят, а мобилизация и вовсе остаётся за кадром. С другой стороны, никто и не требует, чтобы развлекательное кино было документально точным, так что не стоит слишком сурово критиковать историческую недостоверность «Последнего самурая». Последняя атака героических бунтовщиков способна выжать слезу из самого чёрствого зрителя.

Памятник Сайго Такамори находится в Токио, в парке Уэно. Великий мятежник, выгуливающий собачку, выглядит совершенно невоинственно. Бывает, что школьники, плохо знающие историю, пришедшие в парк на прогулку, узнают Сайго Такамори именно по сопровождающему его четвероногому другу.

Желающие побывать на месте кровопролитных боёв должны добраться до города Кумамото на острове Кюсю. Станция Табарудзака находится немного севернее Кумамото, а до одноимённого парка любой желающий доберётся от станции менее чем за полчаса. Надо сказать, что призраки прошлого не так уж и часто радуют охотников за потусторонним своим появлением. В этом плане замок Хатиодзи, например, является гораздо более перспективным местом для наблюдений. Так что если кто-то желает встречи именно с потусторонними прототипами героев голливудского фильма, то самым верным будет дождаться очередной годовщины битвы и остаться на ночь на склонах горы Табарудзака. Ночной ливень повышает ваши шансы на встречу с юрей, ясная ночь — понижает. Как и большинство других призрачных отражений прошлого, появление призрачных бойцов не несёт в себе угрозы для крепких нервов профессионального наблюдателя за юрей.

Место встречи с юрей изменить нельзя:

Туннель Дзёмон

Следует обратить внимание на два широко распространённых заблуждения. Первое относится к миру, так сказать, нематериальному. Многие убеждены, что посмертное существование в виде призрака является прерогативой личностей, выдающихся как своими достоинствами, так и злодействами. Благородный дон, зарезавший жену, глухо стонет на чердаке замка. Благородная донна, зарезанная мужем, бледной тенью мечется по подвалам того же замка. А за стеной гремит цепями замурованный любовник благородной донны, из-за которого и случилась эта занятная семейная история. Конечно, это демонстративно упрощённый пример, но суть вопроса он отражает верно. Об этой истории будут рассказывать с трепетом века спустя, а, проходя мимо развалин замка, припозднившийся прохожий будет невольно ускорять шаг. Соответственно история об эпидемии холеры, которая накрыла деревню возле того же замка и погубила большую часть её обитателей, звучит совсем не так интересно. Хотя, возможно, призраки угрюмых крестьян, скончавшихся от недоедания и болезней, тоже могли бы славно позавывать на страницах очередной страшной истории. Тем более что недоедание было напрямую связано с деятельностью того самого благородного дона, что до сих пор шатается на чердаке.

Второе заблуждение относится к нашим краям и звучит приблизительно так: жестокая эксплуатация труда заключённых в специальных лагерях — это исключительно печальное наследие советского режима. Последнее не совсем верно.

Начнём издалека. Реформы Мэйдзи превратили Японию в совершенно новое государство с принципиально новыми социальными реалиями. Одной из печальных реалий стало увеличение числа заключённых. Первые годы новой эпохи принесли ухудшение положения социальных низов. Разорившиеся крестьяне пополняли ряды городской бедноты и служили источником потенциальной опасности для существующего порядка. С 1876 по 1882 год число заключённых выросло почти в четыре раза — с 23 до 80 тысяч человек. Рубить им всем головы, как часто поступали ретивые даймё в прежние времена, было нецелесообразно, да и западные партнёры не поняли бы такой эксцентрики. Строить множество новых тюрем было бы слишком дорого. Выход был найден в отправке заключённых на Хоккайдо, где они могли бы потрудиться на благо своей родины.

Сама идея возникла ещё во времена сёгуната, но тогда у властей не нашлось энергии и ресурсов для её воплощения. Теперь пришло время для решительных действий. Предполагалось, что по завершении срока заключённые будут оставаться на Хоккайдо (земля Эдзо), обзаводиться семьями, что поспособствует заселению этого холодного края и укреплению северных границ империи. Как это выглядело на самом деле, сообщает профессор Токийского университета Окада Асатаро. Речь идёт об угольных шахтах Хабонаи: «Питьевая вода — грязная, она протухла и не пригодна для употребления. Нет никакого разделения между местами для отправления естественных нужд и еды. Заключённые постоянно дышат угольной пылью и воздухом с примесями вредных газов из шахты». Рудники Хабонаи ежегодно принимали более 1200 заключённых. Ежегодно смертность выкашивала до четверти новоприбывших.

Как несложно догадаться, одними угольными шахтами фронт работ в земле Эдзо не исчерпывался. Рубились леса, строились посёлки, прокладывались железные дороги и туннели. О последнем у нас и пойдёт речь. Интенсивное железнодорожное строительство стало неотделимым от образа новой Японии. Гористый ландшафт сделал неизбежным возведение многочисленных горных туннелей. Принцип вольнонаёмного труда не всегда мог обеспечить рабочей