Шрифт:
Закладка:
Он критически осматривал большой плавкий предохранитель и рассеянно буркнул:
– Почему?
Второй раз спрашивать я не пытался. Так и не узнал я его настоящего имени.
Как-то мы оставили Спаркса с его чертежами в лаборатории. Это было как-то вечером в 1917 году. Чтобы быть точным, тогда было около 10 часов. В 10:05 Тесла, сопровождаемый двумя армейскими офицерами в больших чинах, вошел в в лабораторию, где Спаркс был все еще лихорадочно занят эскизами.
У Теслы, который разрабатывал один аппарат для правительства, было намерение показать генерал-майору Маккюру результат трудов шести недель. Аппарат был закончен в тот день, и генерал, военный эксперт по электричеству, приехал из Вашингтона специально, чтобы увидеть, что «вещь» работает. Но прежде чем Тесла добрался до выключателя большого ротационного конвертера, Спаркс подскочил и сунул своему начальнику под нос чертеж. Все это сопровождалось двумя минутами сбивчивого монолога молодого гения. В течение минуты или двух Тесла и двое военных растрянно вимали этому выступлению. Но тут молодой чловек застенчиво съежился и нервно закурил.
Тесла первым обрел дар речи.
– Удивительно, замечательно! Абсолютно замечательно, Спаркс. Через месяц вы будете самым важым человеком на этой планете. И эта идея здрава… – это он сказал уже генералу. – Абсолютно без недостатков. И настолько просто. Странно, что я сам не подумал о подобном прежде. Ну, позвольте мне пожать руку самого молодого и самого великого гения Америки!
Что он и сделал.
Последовали тридцать минут напряженных переговоров с военными экспертами и долгие телефонные переговоры с военным отделом в Вашингтоне. Потом – поездка в Вашингтон и долгие обсуждения в военном министерстве, и наконец Спаркс оказался в Белом доме, где и был представлен президенту. Еще позже последовали срочные заказы от военного отдела в «Дженерал Электрик» и Вестингауза… Но здесь цензор говорит «Стоп». Даже ныне нельзя обнародовать определенную военную информацию. Болтун – находка для шпиона.
«ЛЕТАЮЩИЙ ЦИРК» БАРОНА фон Рихтгофена[1] готовился бомбить американский склад за линией фронта. Американцы в последнее время сбили слишком многих летчиков Барона. Только вчера фон дер Халберштадт – немецкий ас – и один из самых близких друзей барона не вернулся с вылета. Поэтому барон жаждал крови этим солнечным утром. Как он выразился:
– Verdammic Yankee Schweinchunde[2], мы покажем вам, кто хозяин в воздухе, – объявил он, грозя кулаком американским линиям.
– Sie Múller[3], – скомандовал ас ординарцу.
– Zu Befehi[4], герр лейтнант, – ответил тот, застывая по стойке «смирно», щелкая каблуками, и отдавая честь.
– Versammlung, sofort[5], – пролаял барон, отсылая Мюллера прочь, чтобы созвать всех хищников неба на совещание перед вылетом.
Меньше чем через десять минут тридцать летчиков стояли полукругом перед командиром. Инструкции фон Рихтгофена были достаточно просты. Это был карательный набег; за смерть фон дер Халберштадта нужно мстить, жутко мстить. Никакой пощады американским свиньям.
– Dieses Amerikanische Gesindel![6] – его голос превратился в пронзительный визг, – должны быть раздавлены. Приказываю бомбить каждый американский госпиталь в секторе 9У.
При этих словах несколько летчиков непреднамеренно вздрогнули, вызвав поток брани командира, проклинавшего их «бесхребетность, недостойную тевтонского воина».
– И что касается их летчиков, вы не должны дать им уйти. Вы не должны быть удовлетворены выведением из строя их машин. Убивайте их! Никакой пощады свиньям! Нашпигуйте их пулями, если видите, что они могут дотянуть до своего аэродрома!
Это было прямым нарушением негласного рыцарского кодекса, которому следовал любой достойный летчик. Достаточно плохо, если подстрелили вашу машину, но «садиться на хвост» уж подбитого врага и поливать свинцом из пулемета беспомощного человека, борющегося с воздушной стихией, – это противоречило чести летчика, присущей даже немцам. Асам явно не нравились бесчестные приказы, но приказы не обсуждают. Они ворчали и мрачно смотрели на командира. Даже его клич: «Vorwärts – für Gott und Vaterland»,[7] не принес обычных аплодисментов.
ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ пятнадцать самолетов «цирка» взвились в небо, как стая больших чаек, направляясь клином к американским линиям. Фон Рихтгофен вел свою стаю хищных фоккеров. Он жаждал крови и рвался в бой. Его лицо застыло, став маской ярости и гнева… Почему эти Dollarjäger[8] не остались дома и не занимаются своим делом, охотой на свои доллары? Что дало им право участвовать в этой драке?
– Elendige Schweinebande[9], – пробормотал он вслух, давая выход накопленной ненависти.
Но где были янки Флиджер сегодня? «Цирк» барона шел над линией фронта на высоте в одну тысячу метров и на расстоянии меньше чем в одну миля от американских передовых траншей, но все еще не появилось ни одной машины в поле зрения, ни американской или французской. Странно. Впервые так. Боятся?
– Unsinn[10], – пробормотал барон себе под нос. – Они не трусы.
Барон знал это. Впервые он почувствовал неопределенное беспокойство. Но он не мог понять, в чем дело. Не было ни одного Флиджера в поле зрения. Ни одной вражьей машины он не обнаружил в свой бинокль и на земле. Было ли это ловушкой…
Прежде чем он закончил свой ход мыслей, его двигатель остановился. Извергая проклятия, барон резко развернул машину, чтобы планировать в сторону немецких линий. Он поздравил себя, что его двигатель не остановился позже, когда до своих было бы уже не дотянуть, но его удовольствие было недолгим. Внезапно осознал тишину. Почему он не слышит громкий рев других четырнадцати моторов, теперь, когда его собственный двигатель заглох? Озираясь с ужасом, он увидел что заглохли моторы всех четырнадцати самолетов его прославленного «цирка». И они из грозных боевых машин превратились в неуклюжие планеры!
