Шрифт:
Закладка:
– Вы пришли в себя? Как вы себя чувствуете? – спросил он, усаживаясь на край кровати.
– Моя голова гудит, как будто рой шершней угнездился в ней. Сколько часов я лежу здесь?
– Часы? – Шмидт-Шмитт замолчал на секунду, – Сегодня пятнадцатый день, как вы находитесь в санатории профессора Стиблинга. Это был трудный случай. Вы всегда просыпались во времени приема пищи и, не говоря ни слова, засыпали снова.
– Пятнадцать дней! – вскричал Мейер-Майер взволнованно. – И насекомые? Они были убиты?
– Я расскажу вам всю историю, когда вы будете в порядке, – заверил больного Шмидт-Шмитт. – Лежите спокойно – любое волнение может причинить вам боль.
– Вы не должны входить в палату! – закричал он взволнованному посыльному, который, затаив дыхание, прокрался сквозь дверь.
– Профессор! – человек завопил в смертельном ужасе. – Центральное отделение полиции сообщает, что рой гигантских мух спускается на город.
– Забаррикадируйте все окна сразу!
– Вы потратили впустую драгоценное время, – закричал Мейер-Майер и вскочил с кровати. – Позвольте мне пойти домой. Я должен решить загадку относительно того, как истребить насекомых. Не трогайте меня.
Он схватил пальто со стойки, выбежал из больницы и, запрыгнув в автомобиль Шмидт-Шмитта, который стоял у ворот, помчался домой. Дверь его дома была приоткрыта. Молнией он взлетел по лестнице в лабораторию. Телефон звонил.
ПРОФЕССОР СХВАТИЛ ТРУБКУ. На проводе был комиссар полиции.
– Опасность миновала, профессор. Наша эскадрилья уничтожила рой мух облаком ядовитого газа. Только две особи избежали смерти. Их мы поймали в сети и отправляем в зоологический сад.
– Не оставили ли они яйца?
– Мы обшариваем леса систематически и впрыскиваем яд в любые яйца, которые находим. Я думаю, что это поможет, – рассмеялся Майор. – Я пошлю некоторых из них вам для экспертизы?
– Нет! – закричал Мейер-Майер в испуге. – Держите их подальше от меня!
Он сел за рабочий стол. Муха цеце, пришпиленная булавкой, насмешливо пялилась на него из-под лупы.
– Ужасный призрак! – пробормотал профессор с бледными губами, и отбросил книгу по насекомым. Его разум озарила вспышка понимания. Он старался изо всех сил думать ясно. Аксиома науки предстала перед ним: если есть мухи столь же большие, как слоны, они могут размножаться только с такой же скоростью, как слоны. У них не может быть миллиона личинок, но только несколько.
– Я не могу быть неправ! – пробормотал он. – Я буду искать подтверждение.
Он позвонил комиссару.
– Майор, сколько насекомых было в рое?
– Тринадцать. Одиннадцать мертвы. Другие два никогда не убегут живыми. Они сыты по горло ядовитым газом.
– Спасибо, – Мейер-Майер повесил трубку. – Очень хорошо, теперь не может быть никакого сомнения. Нет никакой опасности. Каждая муха может отложить только три или четыре яйца сразу, а вовсе не миллион, – прошептал он.
Огромная усталость навалилась на него. Он вошел в свою спальню и упал, истощенный, на кровать.
– Хорошо, что есть высшая мудрость, управляющая Природой. Провидение все устроило мудро!
Мысль о чудовищах, даже под одеялом, ввергала его в дрожь.
«Я поручу Шмидту-Шмитту дальнейшее исследование, просто я могу не выдержать дальнейшего волнения, – решил он.
И сон, наконец, распахнул над ним свои крылья.
«ПОЧЕМУЧКА» СПАРКС ПРЕКРАТИЛ читать нью-йоркский «Ивнинг ворлд». Он задумчиво набивал свою старую трубку, одновременно почесывая кончик носа пальцем, многократно обожженым кислотами. Это всегда было признаком глубокой концентрации владельца носа. Это также, как правило, свидетельствовало о рождении прекрасной идеи.
Снова, и очень медленно, он перечитывал статью, которую миллионы людей прочитали небрежно, без дрожи. Новость была непритязательна:
НЬЮ-ЙОРК, 10 августа 1917.
Магнитная буря большой мощности пронеслась по восточному району Соединенных Штатов вчера вечером. Из-за блестящего северного полярного сияния огромный регион испытал перебои с телефонной и телеграфной связью. Телеграфное сообщение между Нью-Йорком и Западом прервалось. Было невозможно использовать любой из трансатлантических кабелей между 0:15 и 9:15. Прервалась телефонная связь между Чикаго и другими городами. На телеграфных проводах Postal Telegraph Co. без обычной батареи, применяемой в предельных офисах, основанные линии показали положительный потциал 425 В, варьируясь к 225-вольтовому отрицательному, волнение продолжалось с 0:15 до 9:15. В Ньюарке, N. J., в офисе Броад-стрит, оператор Western Union получил электрический шок, пытаясь использовать телеграфный ключ, который взорвался фонтаном искр…
Спаркс взволнованно вскочил и начал мерить шагами пространство обширной лаборатории Тесла, затягиваясь незажженной трубкой. Чем больше он бродил из угла в угол, тем более взволнован он был. Наконец он рухнул на стул и начал лихорадочно что-то чертить на больших белых листах чертежной бумаги.
«Почемучка» Спаркс был обычным «жуком», экспериментатором, когда устроился в лабораторию Тесла в начале большой войны в 191-м. Великому электрику понравился острый ум рыжеволосого парня, который все схватывал на лету и был способен продолжить фразу мистера Тесла с того слова, где тот остановился. Ясные голубые глаза Спаркса сверкали пламенем мысли и, несмотря на юный возраст, он знал об электричестве почти все, что знала о нем сама наука. Полагаю, что не было книги по вопросам электричества, которой он не прочитал бы, расходуя на чтение все свое свободное время. Его жажда знания была безгранична, и он впитывал каждую щепотку информации об электричестве как губка. Да, он и сохранял ее. В общем – он был ходячей электрической энциклопедией. Неудивительно, что Тесла через три года сделал его начальником лаборатории.
КОНЕЧНО, «ПОЧЕМУЧКА» НЕ было настоящим именем Спаркса. Но кто-то назвал его так из-за его вечного: «Но почему?» – «Почему нам не попробовать вот так?» – «Почему вы пытаетесь сделать это?..» Короче говоря, его первое слово всегда, казалось, было «почему», что свидетельствовало о неиссякаемом любопытстве. И его «почему» было всегда очень решительным, подобно динамиту, от которого не было никакого спасения.
Ах да, его имя.
Говоря по правде, я не знаю его. В прошлом году весной, когда я подошел к лаборатории, я думал, что узнаю его. Но когда я наконец определил местонахождение молодого гения, прятавшегося позади электрошины, где он запускал толстые, синие искры посредством отвертки, я сказал ему, что собираюсь написать что-то о нем и его таланте. Еще я спросил, не был бы он достаточно любезен, чтобы сообщить мне свое реальное имя?
