Стас неверяще скосил глаза на руку, неуверенно ею пошевелил перед лицом, поднял и опустил, свыкаясь с ощущениями, опять поднял руку к глазам и пошевелил пальцами, а те вдруг взяли — и сложились в привычную для выращенной руки фигу.

— Остаточная память, — смущенно пояснил Тимофей. — Какое-то время нужно будет контролировать.

Интерлюдия 1

— Этого человека вы видели?

Бледных выложил перед Марией Тимофеевной веер цветных фотографий, на которых в разных ракурсах был изображен один и тот же человек. На фотографиях он был полностью цел, со всеми руками и ногами, но Лазарева узнала его тут же.

— Да, Роман Александрович, именно этого. Его называли Стасом.

— Лапин Стас Тимурович, — тут же вставил Бледных.

— Но у него не было ног и одной руки.

— Двух рук, — поправил Бледных. — В результате несчастного случая парень полностью потерял конечности.

— Вы уверены? — это спросил уже Лазарев-старший.

— Совершенно. Вот копия справки.

Безопасник вытащил из папки и подвинул по столу лист бумаги. Лазарев с интересом вчитался.

— Именно поэтому как программист он потерял для клана интерес, и Баженовы, точнее, Склянкин, обманом заставили его выйти за обещание крошечной пенсии. Признаться, меня здорово удивило, когда его забрали Елисеевы. Возможно, хотят сделать из него наставника?

— Но у него точно была одна рука, — убежденно сказала Мария Тимофеевна. — Причем Ярослав сказал, что в плане выращивание и приживление остальных конечностей.

— Выращивание и приживление? — позволил себе удивление Бледных. — Это как?

— А вот так. — Развела руками Мария Тимофеевна. — Сама до сих пор не могу понять, то ли Ярослав шутил, то ли говорил правду. Контейнер с обрезками плоти видела своими глазами, и парня при мне будили. И я совершенно точно уверена, что у него была рука. Нормальная живая рука. Но одна. И ни малейших признаков шва я не заметила, вообще никаких.

— Кстати, интересная информация проскочила про Замяткина, — неожиданно вспомнил Бледных.

— Это кто? — недоуменно спросил Лазарев.

— Это тот, кто был начальником службы безопасности у Елисеевых до Постникова. Я вам докладывать не стал, потому что решил, что кто-то запустил глупый слух, не соответствующий реальности. Хотя проверить человека отправил. Замяткин действительно убрал артефакт, который у него стоял вместо одного глаза, и ходит с повязкой. Но есть ли что-то под этой повязкой, мой человек определить не смог.

— Что-то под повязкой — это ты сейчас о чем, Роман?

— Простите, Андрей Кириллович, это я сейчас о том, что у Замяткина вырос новый глаз.

Лазаревы переглянулись. Мария Тимофеевна неуверенно хохотнула. Андрей Кириллович хмыкнул.

— А знаешь, Роман, если к этому добавить желание императора взять целителей непременно от Елисеевых, то все складывается в определенную картину. Не зря же мальчик собирается открывать лечебницу. Похоже, она будет успешной.

— Андрюша, то есть ты веришь в то, что у Елисеевых вырастили новую руку?

— Более того, я верю в то, что и остальные конечности вырастят.

Глава 3

Дамиан расселся со всеми удобствами, создав под задницей нечто пушистое, по виду напоминавшее облако. Никак богом себя возомнил? Впрочем, я в комфорте себе тоже не отказывал, ждать придется долго, дольше, чем в прошлый раз. Невес пояснил, что столь стремительное внедрение информации было вынужденной мерой, сейчас же временем мы не настолько ограничены и поэтому он сделает то же куда более щадящими методами. Против этого у меня возражений не было: Давыдов-старший мне нужен был в здравом уме. Ради этого я был готов потерпеть Дамиана пару лишних часов.

Но не он меня. Величественности ему надолго не хватило. Просидеть в позе Будды, созерцающего свой пупок, все отведенное время Дамиан не смог.

— Если бы ты знал, какое отвращение вызывает у меня необходимость терпеть твою наглую рожу, — прошипел он, с ненавистью полоснув по мне взглядом.

— Не переживай, еще два раза встретимся и забудем друг друга навсегда.

— Один раз, — с нажимом подчеркнул он.

— А штраф за попытку моего убийства? — лениво напомнил я. — Второго убийства, между прочим. Я сразу сказал, что взыщу за это плату.

Создавать приятный глазу пейзаж я даже не пытался. Лишние детали могут отвлечь внимание от противника, а Дамиан только ждет возможность расквитаться. Поэтому я устроился в отдалении от него, на мягком кресле с подголовником, но глаз с собеседника не спускал. Не уверен, что он пробьет мою нынешнюю защиту, но проверять не тянет.

— Но не передача же знаний еще одному целителю! Невес сказал, что ему потребуется порядка шести часов. Я император, если ты не забыл, я не могу настолько выпадать из жизни страны. Два раза по шесть — это уже слишком много, а ты предлагаешь три.

Говорил он с видом: «Я к тебе, жалкая букашка, снисхожу, а ты не ценишь». Но напряженность позы указывала на то, что он меня боится до колик в животе. Это нужно было использовать. В чем-то он был прав: мне тоже не нужна лишняя встреча с ним, подлости Дамиану не занимать. Но и уступать не хотелось.

— Приведи второго целителя, а я сразу приведу второго ученика, — предложил я.

— Это методика Невеса, он ею отказывается с кем-либо делиться. — Дамиан скривился. Наверняка уже предлагал целителю такой вариант, еще на стадии, когда мы обговаривали дату первой передачи. — И второго ученика одновременно он тоже не может так готовить, я спросил.

А давить на целителя, от которого зависит твоя жизнь, чревато. Это даже до Дамиана дошло.

— Долг есть долг, — напомнил я. — Тебя никто не заставлял пытаться меня убить.

— Я за это уже заплатил лучшими менталистами. — Он скривился. — Такой убыток государству… Это нельзя засчитать?

— Ты не мне заплатил, а собственной глупости. Сам полез, сам получил. Потому я не буду считать клятву исполненной. И твоя смерть будет только на твоей совести. Не то чтобы я очень расстроился такому повороту, но лучше, чтобы это случилось после того, как мне зарядят обоих целителей. В этом случае потерю третьего уравновесит потеря тебя.

Это Дамиан и сам прекрасно понимал и радовать меня не хотел. Но и подставляться лишний раз — тоже.

— Как там дела у Илинель? — решил я его подразнить. — Судя по тому что ты о ней не вспоминаешь, прекрасно.

Дамиан зашипел от злости, поскольку я не просто наступил на его любимую мозоль, я в ней от всей души поковырялся грязной палочкой.

— Эта сучка спряталась так, что никто не может вычислить. Но ничего, рано или поздно у нее кончатся денежки и тогда она выползет наружу. И