стоять и ждать разрешения войти, со страхом гадая, что будет дальше.

Мод стояла перед вторыми дверями и думала, что же сказать папе. Она не могла признаться, что потеряла сознание из-за маман и горшка с кровью, потому что тогда он поймет, что в ночь стенаний Мод его не послушалась.

Наконец он сказал: «Войди», и она открыла внутреннюю дверь.

Он сидел за столом и писал. В тишине скрип его пера казался очень громким.

— Расскажи мне, — сказал он, не поднимая головы, — почему я тебя сюда позвал.

Мод сглотнула:

— Потому что я потеряла сознание в церкви.

— Потому что ты помешала молитвам других людей и не уделила должного внимания своим.

— Да, папа.

Она смотрела, как отец чистит перо перочисткой, которую мама вышила ему на прошлое рождество, потом поправляет записную книжку так, чтобы она лежала вровень с зеленым сафьяновым бюваром. На алом переплете записной книжки золотом были вытиснены инициалы отца. Мод ужасно хотелось знать, что он написал.

— Почему ты потеряла сознание? — спокойно спросил отец.

В голове у нее было совершенно пусто.

— Ну… я смотрела на лягушку.

Он нахмурился:

— Говори мне правду.

— Я смотрела на лягушку, папа, она вырезана на сундуке, и она напомнила мне про… — Мод сбилась. Если рассказать про сожженную лягушку, у кухарки будут неприятности и она ущипнет Мод так, чтобы под одеждой не было видно. — Напомнила мне про мертвую лягушку, которую я видела в саду, — соврала она.

— Тебе следовало в этот момент молиться.

— Да, папа.

Он слегка поправил записную книжку.

— Тебе нравится рассматривать резьбу?

Это Мод удивило. Отец редко с ней разговаривал и никогда не спрашивал, что ей нравится.

— Да, папа, — проговорила она с сомнением.

— И как ты думаешь, зачем она на этом сундуке?

— Ну… потому что лягушки Божьи создания и попадут на небеса?

— С чего ты взяла?

Мод глубоко вдохнула:

— Мисс Бродстэрз говорит, что животные не попадут на небеса, у них нет души, но я точно знаю, что она не права, я нашла доказательство.

— Да неужели? И где же ты нашла это доказательство?

— В Библии. Там, где у Исаии говорится про сотворение нового неба и про то, что волк и ягненок будут есть вместе и не причинять друг другу зла на Святой горе.

Папа больше не хмурился. По сторонам его усов образовались две морщинки. Он улыбался!

— Но Исаия это говорит в переносном смысле. Знаешь, что это значит?

Мод кивнула, хотя на самом деле толком не знала. Она поверить не могла, что у них с папой настоящая беседа, и ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

— В данном случае, — продолжил он, — резьба не просто изображает создания Божьи. Лягушки — это символ греха. Ты знаешь, что такое символ?

— Да, папа, — ответила она, пылая рвением. — Это как в Откровении Иоанна Богослова, «видел трех духов нечистых, подобных жабам», так?

Он удивленно приподнял брови:

— Сколько тебе лет, Мод?

— Восемь и три четверти. Двадцать шестого мая мне исполнится девять.

— И ты любишь читать Библию?

Мод чуть не сказала правду — что читает Библию, потому что больше у нее ничего нет, и можно ли ей брать книги из библиотеки, пожалуйста, ну пожалуйста? Но из осторожности она просто кивнула.

— Меня впечатлило, как хорошо ты знаешь Писание, но не следует выставлять это напоказ. Интеллектуальное тщеславие — это непривлекательно, особенно у женщин.

— Да, папа! — отозвалась счастливая Мод. Он сказал «меня впечатлило»! Она впечатлила папу!

Отец взял перо и открыл красную записную книжку.

— Можешь идти. Напишешь сто раз фразу «Не следует разглядывать церковь вместо того, чтобы молиться».

— Спасибо, папа.

Выходя из кабинета, Мод чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ее не выпороли, и она впечатлила папу. А еще он, кажется, написал в своей записной книжке сегодняшнюю дату. Может, он ведет дневник? Как мисс Бродстэрз, только у нее дневник с красивым позолоченным замочком.

Мод ужасно хотелось знать, написал ли папа что-нибудь про нее.

Глава 3

Мод как-то услышала слова леди Кливдон насчет маман — мол, она из семьи бельгийских торговцев и бедному доктору Стерну пришлось творить чудеса, чтобы научить ее хорошему вкусу. С тех пор Мод ненавидела леди Кливдон.

Но маман, как ни странно, с ней, похоже, соглашалась.

— Твой папа прекрасно поступил, женившись на мне, — сказала она Мод. — Я ему всем обязана. Мой долг — сделать так, чтобы он мною гордился.

Это означало всегда выглядеть красивой. Когда у маман так раздувалась талия, что невозможно было надеть корсет, она носила великолепные чайные платья свободного покроя. Когда ее здоровье поправлялось, она целый день переодевалась: утреннее платье, платье для прогулок, дневное платье, вечернее платье.

Мода того времени ей удивительно подходила. Грудь не требовалось увеличивать с помощью ухищрений портних, на лебединой шее безупречно смотрелись высокие воротники на косточках. Много лет спустя Мод осознала, что своей осиной талии маман могла добиться, только постоянно туго затягивая корсет. Наверное, ей почти всегда было больно.

Иногда маман приходила в детскую спальню поцеловать их с Ричардом перед сном. Мод слышала, как шелестят ее юбки, вдыхала молочный запах ее кожи и аромат маленьких саше с порошком из лепестков фиалок, вшитых под мышками ее платьев. Dors bien, та petite Mode[3], — шептала маман, и они с Мод обменивались «поцелуями бабочки», касаясь друг друга ресницами. Маман, похоже, и правда ее любила, хоть Мод и не была хорошенькой.

Еще, чтобы папа гордился, нужно было слушаться каждого его слова. Маман не играла на рояле, чтобы не мешать ему, и не хранила ничего на память о мертвых младенцах, потому что он этого не одобрял. Он считал, что молиться за их души и указывать их имена на семейном памятнике было должно и правильно, а вот сувениры на память — это для католиков, и лучше не думать о потерях слишком много.

Мод долго не догадывалась, что у ее матери может быть другое мнение. А потом как-то раз в апреле отец уехал в Лондон заниматься исследованиями.

Валери внизу гладила лиф вечернего платья, маман была в гардеробной, а Мод в спальне играла с ее шкатулкой для драгоценностей — иногда ей это разрешалось в качестве награды. В одном из палисандровых ящичков Мод нашла маленькую овальную шкатулку, которой раньше не видела. Шкатулка была темно-синяя, эмалевая, с инкрустацией серебряными розами, а внутри лежали семь крошечных прядок тонких волосков. Каждая прядка была перевязана желтой ленточкой с мелко-мелко вышитыми буквами. Мод узнала имена