У Греты закололо в боку, будто холодная сталь уже входила между рёбер. Бриан не только силён, он быстрее волка, не увернёшься, не отобьёшь.

Надо, чтобы Конрад отменил приказ. Но как заставишь старого палача сжалиться?

_______________________________________________________

[1] Фед вовсе не был толстый, как свинья. Потому что свиньи сейчас — тощие, хитрые и о-очень злопамятные. Чтобы получить живот Феда, вам придётся сложить их вместе штук десять. Правда, они вам это припомнят.

Глава 4. Перед очами Великого Магистра

Грета вызвала в памяти свиток с планом туннеля. Комнатка, в которой должна быть потайная дверь, располагалась в дальней части кухни, за полкой с крупами. Сводчатый потолок здесь нависал настолько низко, что Бриан то и дело прикладывался лбом и ойкал, коротышка Одо переводил это ойканье на «человеческий» язык. От его стараний в кувшинах скисало молоко, а отец Антонио крестился.

Толстяк Фед спорил с Полем из Прованса, что лучше: улитки или сало. Поль лез в драку за улиток.

Грета заставила братьев снять сюрко и надеть монашеские рясы, подпоясанные верёвками. Когда поляки заметят служителей бога, они не начнут стрелять сразу. Наверное. И процессия успеет подойти к врагу поближе для рукопашной.

Рыцарь Ордена не должен показываться без своего плаща, однако Конрад оценил идею Греты. Кнехт принёс его слова: Магистр дозволил маскарад.

Поль не пожелал оставлять свою любимую бригантину — куртку, на которую нашиты латные бляхи, — и натянул рубище поверх неё.

— Зачем? — Грета встала перед французом. — Для нас главное — скрытность, а у тебя пластины топорщатся сквозь ткань. И тяжело. Пешком до Данцига долго идти, отстанешь. Или прихватишь орду оруженосцев и пажей?

— Не бояйся, бригантина у менья вольшебиный, сам себя несьёт.

— Ага, волшебная, как пояс Афродиты, — заверил Одо. — С ней ты не такой глист, так что все городские девки твои, и мысли об этом несут тебя над землёй. Ещё нацепи гульфик[1] побольше, авось тогда и меня на горбу потащишь.

— Брат Одо, какие девки! — Грета в ужасе отшатнулась. — Вспомни о нашей Клятве и прекрати болтать, до утренней молитвы молоть языком — грех.

На улицах священного Рима растут шишки размером с ведро. Если такую заколотить в рот Одо, поток скабрёзностей остановится — но на пару минут, не больше. Командир хоругви не раз советовал Одо взять меч языком, тогда точно ни одного шляхтича не останется у стен Мариенбурга.

У всех под рясами скрывались кольчужные рубахи и мечи, в дорожных мешках — шлемы и арбалеты. Бриан пристегнул за спину короткое копьё. Если наткнутся на вражеский дозор, отбиться можно.

Но нет, страшны не шляхтичи и не татары.

Одо смаковал байки об упырях, а Поль вспомнил, что старый литейщик рассказывал о духах литвинов. Магистр фон Валлеронд, когда кончался, приказал зарезать всех пленников в подземелье, и некрещёные души с тех пор бродят под башнями, светят синими глазницами. Увидишь синий огонёк во тьме — беги и не оглядывайся! Не забудь только след свой толчёной купавницей посыпать. Чтоб не догнали.

Купавницу никто не взял, отчего настроение неумолимо портилось.

Грета некстати помянула бурый свиток. Лица стали морковного цвета[2].

— А если, — сорвался на тоненькое блеяние бас Феда, — языческие боги притаились там, глубоко, и только ждут, чтобы к ним кто-нибудь спустился? Отомстить хотят?

Свечи еле тлели, тьма колыхалась. Боевой дух отряда заполз под стол и тихонечко подвывал.

Вошёл комтур, потирая ладони и мурлыкая: «Тантарадай, тантарадай». Он подозрительно глянул на жмущуюся в углу троицу:

— Брат Фед, брат Бриан! Почему вы стоите так близко к брату Густаву?

— Да здесь же очень тесно, мой комтур, — повёл плечами Бриан и пару раз толкнул стену, показывая, что ему тут просто негде развернуться.

«Так, — подумала Грета, — Густав выбыл, сейчас комтур отправит его кормить ворон или под палки. Одним меньше. Кажется, братья получили приказ убить Генриха?»

Одо не посмеет напасть в открытую. А прирезать исподтишка? Да запросто. Он гроссмейстер подлого удара, не упустит случая пнуть лежачего, — но лишь когда убедится, что тот без головы. Собираешься сражаться с коротышкой — надень гульфик.

Поль. Яростный фехтовальщик, как и многие французы. Однако Грета два года зарабатывала от него синяки на тренировках и все хитрые прованские приёмчики уже выучила. Последние пару раз победа оставалась за ней. Можно выстоять.

Если пройдоха не припрятал обоих джокеров в рукаве.

Фед не особо ловкий. Главное, не дать ему припереть тебя к стенке, а то навалится — не дёрнешься. Где же слабина?.. Он из разорённого герцогского рода, мечтает выдать младшую сестру за барона. Как-то ходил на жмудь, и к нему попал янтарный божок с глазами из рубинов, так нет чтоб сдать казначею — утаил.

Пожалуй, от Феда можно откупиться. Отец и половины своих деревень не пожалеет ради Греты. Ах, отец…

Доведётся ли теперь встретиться? Есть ли он на самом деле, обещанный рай?

Рукоять просилась в ладонь. Восемь граней, когда меч при тебе — ничего не страшно. Так, собраться, думать о деле.

Бриан. Бриан!

Зубр, громада мышц, которая сносит дубовый частокол. На зимней охоте такой бык одним движением курчавого лба разодрал загонщика от пупа до подбородка, двоих затоптал копытами. Ни арбалетные болты, ни дротики не замечал, пёр и пёр на стрелков, пока секирами не перерубили ему шею.

Но зубр — степенный, неповоротливый. Бриан не такой: он словно демон, бесшумно окажется у тебя за спиной, стоит моргнуть.

Нет, с Брианом не совладать. Он и откупа не возьмёт, приказ же.

— А почему, — принюхался комтур, — здесь слышится запах вина? Ну-ка разойтись!

Братья шагнули в стороны. Бедняга Густав чуть не упал. Он пошатнулся — и повис на дружеской руке. Его голова в капюшоне завалилась набок, с присвистом всхрапнув.

Взбешённый комтур издал звук, услышав который, хозяйка сразу же хватает поварёшку и кидается спасать кашу. И не миновать бы брату Густаву палок, но тут в дверь вошли двое солдат, стали по краям прохода. Это были личные слуги мейстера, в идеально белых плащах, лишённые языков.

Комтур мигом загородил выпивоху: если узнается, палок не миновать уже брату Конраду.

За слугами протиснулся сам Великий Магистр[3]. Крылья мясистого носа подрагивали — похоже, что-то учуял. На груди главы Ордена, в середине креста, чёрный орёл занёс когти.

— Воины Христовы, — возвестил он. — Сегодня на вас возлагается дело, от которого зависит исход осады. Нет, от него зависит судьба всего Братства, судьба