Так и захотелось спросить, что за ересь он несёт? Мы дома что ли? Но вслух, разумеется, сказал совсем другое:

- Уволен по ранению. Правая рука на холоде немеет, пальцами совершенно не управляю. Три года промучился, нормально только летом. Прошлую зиму провёл в Анголе, даже забыл, что рука умеет болеть, но в марте вернулся в Россию и всё по новой. Ну вот, решено было снова помочь многострадальному африканскому народу. Благо, я это умею делать и надеюсь, хорошо умею.

Черепанов молча кивнул, потёр мочку левого уха и только тогда разродился, - это, пожалуй, ближе к телу, - а сейчас как рука? Ты ведь только из Москвы.

- Нормально, в тепле за несколько часов легко адаптируется, а дома приходилось перчатку с подогревом носить.

- И как, помогало?

- Честно говоря, не очень, - я отрицательно качнул головой, - болела всё время, а последние пару месяцев плотно сидел на обезболивающих, и чтобы не подсесть на какую-нибудь дрянь, отправился сюда.

Зачем сказал? Длинный, длинный мой язык.

Олег Павлович побарабанил пальцами по столу.

- И что, точно не подсел? И точно не болит?

Я сделал фейс контроль и кивнул.

- Уверен.

Прибрехал конечно. Ныла рука основательно и единственное в чём я был уверен, за несколько дней отойдёт, а иначе какой из меня инструктор. Но не буду же рассказывать, что без протеже тёщеньки не было бы ни Алжира, ни Анголы и уж тем более Центральноафриканской Республики, куда мне очень требовалось попасть и вовсе не из патриотических соображений. Вот и надавила Александра Ивановна на свои рычажки, памятуя мои «боевые заслуги» на памятном пляже, и благодаря, скорей всего, невероятному везению, я и получил идеально выправленные документы.

Черепанов на минутку задумался, потом откинулся на спинку стула и вопросительно глянув на меня, произнёс:

- Послушай. А не ты ли тот очень смуглый русский парень, который в Алжире двадцать боевиков в ножи взял?

Я едва не поперхнулся. Какие двадцать человек? Их всего четверо было, к тому же дежурили отдельными парами, так что при моих способностях снять этот пост не представляло особого труда.

- Ну да, всего четверо, - согласился Черепанов, - мне так и рассказали, просто хотел проверить свою догадку. Добавишь что-нибудь интересное?

- Вообще-то это закрытая информация, - буркнул я, - вам откуда это известно?

- Закрытых информаций в России много, - улыбнулся Олег Павлович, - а вот любопытных на пальцах посчитать можно. И представь себе ситуацию. Пригласили генерала на охоту и там ему как строжайшую тайну поведали чудо. И раздулось, и поехало. Никто и верить через третье колено уже не будет. Байка и байка. Я, например, полгода назад в Хабаровск летал. К другу. Он младшую дочку замуж выдавал. Так мы к чукчам, в смысле, к коренным жителям Дальнего востока, за красной икоркой поехали. Умеют они её готовить, не то, что, прости Господи. Мы им, стало быть, водочку привезли, а они нам несколько бочонков из своего загашника. Ну мы бочонок икры в казан, ящик водки на стол и посидели. За отца невесты выпили, байки потравили, кто про что. Вот мой товарищ и выдал этот баян.

Лицо Черепанова в тот момент было серьёзным, а глаза буквально хохотали. Сразу и не разберёшь, это он мне сейчас лапшу шумовкой накидывает или в самом деле услышал историю невесть где?

- В Хабаровске? – с сомнением проговорил я.

- В Хабаровске, - подтвердил Черепанов, - байка она и есть байка. А мне ведь нужно знать с кем работать придётся. Одно дело, когда человек видит свою жертву через снайперский прицел и совсем другое, когда сначала закуску нарезал, хлебушек, колбаску, а потом как свинье горло перерезал. Хоть и врагу, но при этом ничего внутри не ёкнуло. Потому как ёкнуть могло, если одного под нож пустил, а вот сразу четверых, маниакальным синдромом попахивает, - Олег Павлович глянул мне в глаза и видимо увидев поднимающуюся волну, снисходительно добавил, - ладно, ладно, не закипай. Контингент будет только через неделю, успеешь адаптироваться. Перейдём к делу. Я тебя немного введу в курс, что такое Центральноафриканская Республика, потому как даже если ты проштудировал её в интернете, то пару полезных советов всё равно не помешают. Согласен?

Я кивнул, пытаясь взять себя в руки после такой проповеди и устроился поудобнее, думая прослушать лекцию о том, что можно, а что делать нежелательно. Но, ожидаемо ничего нового не узнал, кроме мелких деталей местного значения.

Центральноафриканская республика — это не Бали. Национальная территория в значительной степени контролируется различными вооруженными формированиями разного происхождения. В стране действует миссия Организации Объединенных Наций по стабилизации, но несмотря на многие мирные договора постоянно происходят столкновения, в результате которых люди гибнут регулярно. Повстанцы воюют против всех, против сил безопасности, миротворцев ООН, гуманитарных организаций, гражданского населения и между собой. Разные группировки, разная религия. И я совершенно не понимаю почему их местная власть называет так ласково. Какие же они повстанцы. По мне так просто бандиты радикальных исламистских группировок.

Миротворцы ООН, под шумок, проворачивают свои делишки, грабят и без того бедное население, и без зазрения совести насилуют молодых девушек. Согласно Уголовному Кодексу ЦАР, наказание за изнасилование вплоть до пожизненного заключения. Вот только нет здесь правоохранительных органов, и никто не будет заморачиваться в розыске преступников. Даже в столице находиться опасно, потому как прямо на центральной улице неизвестные могут спокойно расстрелять сотрудников международных гуманитарных организаций и безнаказанно увести транспорт с медикаментами, одеждой и продуктами.

Беженцы всюду. Они покидают посёлки в рванной грязной одежде, которая либо велика, либо мала, потому как снята с чужого плеча, либо остатки благотворительной помощи. Своя давно разошлась на лоскуты, когда приходилось двигаться сквозь непроходимые джунгли.

Однажды мы наткнулись на группу женщин-беженок. Но только разглядев их внимательно, стало ясно, что это девочки от 12 до 15 лет. С автоматами наперевес они пробивались с боями. Узнав, что мы русские, они плакали и смеялись, обнимали целуя, падали на землю и кричали. Странно, обычно памятью не страдаю, но прошёл всего лишь год, а я не могу припомнить ни одного лица. Дети и дети. Всё что осталось в моём хранилище, это запах который шёл от них, горький запах чужой земли.

У Центральноафриканской республики выхода к морю нет, а значит туризм процветать