Когда меня оставили в покое, я решил заняться снарягой. Да, винтовки все, кроме одной, сдал, как и ранцы, но вот ремни с подсумками и патронами в них – нет. «Маузер» на вид выглядел лучше моей «мосинки», новее. Сначала выпотрошил тот ранец, что оставил себе, нашел немного колбасы, хлеба и флягу со спиртным. Какие-то бумаги, письма, даже газета, ишь фриц какой, газетки читает! Далее нашел две гранаты, и на этом как бы и все. А вот с подсумков я поимел более сотни патронов к винтовке и семь штыков, я их также снимал. Когда закончил со снарягой и сел перекусить, подошли один за другим шесть парней. Новенькие, что ли, раньше их не видел.

– Привет, – поздоровался один, – это ты к немцам ползал? – Парень невысокий, ниже на голову меня, но тут много таких.

– И? – выжидающе посмотрев в глаза солдату, спросил я.

– Расскажешь, как вышло? Интересно же. Нас тут к тебе отправили. Вчера, по прибытии, нам не хватило оружия, а сейчас вдруг выдали вражеские. Сказали, ты можешь показать, как пользоваться немецкой винтовкой, – у говорившего была очень правильная речь, прям такая, к какой я привык в будущем. Из образованных, что ли?

«Как будто я сам умею?» – удивился я, но думаю, ничего тут заумного нет, тот же «болт», что и «мосинка», только, думаю, поудобнее чуток. А отправил их, скорее всего, унтер, сразу смекнул, что так будет проще.

Начали разбираться с солдатами, осваивая вражескую технику, винтовки то есть. Как и думал, ничего сложного не было в них, а рукоять затвора так и поудобнее была. На пристрелку пришлось испросить «высочайшее разрешение». И, получив дозволение, оставили окопы, уйдя недалеко в тыл. Там и смогли выпустить пяток пуль каждый, ни о чем вообще-то, но зато теперь все понимали, как пользоваться немецкой винтовкой. А стреляет она ой как хорошо…

Оставив солдат чистить стволы, занялся ремнями. У меня их много было теперь, решил подвесную соорудить. А что, мне так удобнее. Подвесив подсумки, удостоверился, что все сидит более или менее удобно. Зато боезапаса теперь куда как больше. Правда, это мое изобретение вконец выбесило офицера, и меня прямо-таки заставили снять мое изобретение. Что ж, сделал все то же самое, но надел под шинель. Конечно, теперь не так удобно, но лучше, чем было раньше, правда, шинель топорщится, но лишь бы не мешала, в бою-то я ее расстегну.

Опять сидим в траншее. Погода мерзкая, мелкий дождичек сыпал с утра, прохладно. Немец с утра здорово долбил артиллерией, командиры думали, что будет атака, но немцы не полезли. Где-то в стороне, правее нашего участка, слышалась ожесточенная стрельба, наверное, соседний батальон бьется. Но раз приказа о готовности нет, значит, не наступали, а отбивались. Да и вряд ли будет атака, сил для нее нет, как и боеприпасов.

С моим поступком решилось просто. Вызвали-таки в штаб, пришел, расспросили, все рассказал, и отправили обратно. Начальник штаба, кстати, как-то косо смотрел на нашего взводного, наверное, недолюбливает, или просто бесит он его, как и меня. А кому он может понравиться? Это ему не так, то не эдак. Тут ведь как, окромя устава, который несомненно нужно блюсти, есть еще куча всяких условностей и «законов» ведения войны. Вот и в штабе, пока взводный на меня выливал помои, старшие офицеры только морщились. Я дождался, когда тот закончит, и, получив разрешение говорить, высказал свою точку зрения. Бил, бью и буду бить. Если считаете это преступлением – накажите. А вообще, по раненым не стреляют, когда они сдаются, это да, есть тут такое. Но эти-то не сдавались, так я и сказал. Ни за что не стану переделывать себя. Захотят осудить, пускай судят, но меня так учили, да и просто внутри все горит. Как это, видеть врага, что топчет твою землю, но не стрелять? Вот эти благородия и довели страну своей куртуазией.

Наказывать не стали, напротив, начштаба даже на выходе руку пожал, что было удивительно, старшие офицеры не подают обычно руки рядовым. Блин, как тут все сложно, с этими этикетами, правилами и прочим. Заметил уже, простых солдат, как и народ, тут и за людей не считают. Но все же попадаются и нормальные командиры, офицеры то есть, понимают, что и как.

– Воронцов, сегодня заступаешь в дозор. Спать запрещено, есть на позиции запрещено, открывать огонь без команды запрещено… – наставлял прапорщик. Эх, не зря, наверное, в Красной армии прапорщики перестанут считаться офицерами. Прапор, он и в Африке прапор.

– А кто мне отдаст команду на открытие огня, если я и должен первым засекать врага? – решил все же открыть рот я.

– Сообщишь в траншею, унтер-офицер передаст данные дальше, а там будет видно.

– Господин прапорщик, а вам не кажется, что в условиях фронта это непозволительно долгая и вредная процедура?

Хо-хо, опять у него рожу скривило.

– Рядовой, ты долго еще намерен пререкаться со старшим по званию? Ты мне уже надоел, я написал один рапорт на тебя, напишу и второй.

– Ваше право, господин прапорщик, ваше право, – ответил я и вытянулся.

– Свободен пока. На позицию к двадцати нуль-нуль. Ясно?

– Так точно!

Дозор, это интересно, но после приказа прапора скучно. Вперед смотрящий находится чуть впереди основной траншеи, у нас даже ход сообщения прорыт, не нужно вылезать из окопа, чтобы туда попасть. Ячейка небольшая, но места хватало. Придя к восьми часам вечера на пост и сменив бойца, что стоял ранее, осмотрелся. Слева и справа, метрах в ста, сидят такие же, как я, наблюдатели. Впереди нейтралка, колючка в несколько рядов, за ней позиции врага. Блин, мне бы оптику, с одной позиции можно у немцев взвод положить, прежде чем они пристреляются к моей позиции. Если приглядеться, их даже сейчас видно, то и дело показываются, выглядывая над бруствером. Даже не так, немцы просто ходят у себя в окопах как по проспекту, нисколько не пригибаясь.

Стемнело. Хотелось есть, да и пил я давно, а с собой нет. Фляга пуста, забыл набрать, вылетело из головы совсем. Сухарный мешочек остался в блиндаже, ну забыл я его, когда ел, забыл. Видимость становилась все хуже, еще и туман какой-то полез… Не, точно туман, не газы вроде. Стою, смотрю, не то чтобы до рези в глазах, но внимательность не притупляю. Вдруг (во сколько не знаю, часов у меня нет, с фрицев снимать не стал, а то бы точно обвинили в мародерстве) появился какой-то звук. Что это было, непонятно, но исходил он со стороны врага. То прекращаясь, то вновь появляясь, звук становился громче. Что-то шуршит, блин, там не фрицы ли ползут? Напрягаю зрение из всех сил, и тут прямо напротив ячейки выползает лиса. Твою мать, из-за тумана, вышло неожиданно, и я даже вздрогнул. Метров десять до нее, может меньше, крадется такая, по сторонам не смотрит. Когда зверек еще чуть приблизился, стало понятно, почему он еле тащится. Лиса зацепилась за порванное заграждение, на ее задних лапах была «колючка». Видимо, уже устав с ней бороться, лиса просто ползла прочь от этой напасти, да вот никак не получалось уйти.

Жалко стало дурочку, видно, что еще маленькая, я подтянулся и вылез из окопа. Винтовку оставил и тихо пополз к зверю, постоянно прислушиваясь и оглядывая округу. Вроде никого, это хорошо, только вот даст ли лиса себя трогать? Та, увидев меня, пригнула спину, но не побежала. Да и не уйти ей, запуталась.