У Хрыча затрепыхались лапы.

— Убей! Убей! — начала скандировать толпа.

Хрыч перестал дергаться. Зубастый глубже зарылся в кишки старого пса. Проповедник велел его забрать. Хозяин Зубастого оторвал челюсти пса от кишок Хрыча. Морда выглядела так, будто он макнулся в красные чернила.

— Этот сукин сын еще жив, — сказал хозяин Зубастого про Хрыча.

Хозяин Хрыча подошел к псу и сказал: «Ах ты, уебок!» Достал из кармана куртки «Сатердей Найт Спешл» и два раза выстрелил псу в голову. Хрыч даже не дернулся. Просто тут же опорожнил кишки.

Зубастый подошел, обнюхал труп Хрыча и, задрав лапу, поссал на голову дохлого пса. Струя мочи была ярко-красной.

Опустили пандус. Мертвого пса вытащили и кинули за трибуны. Зубастый поднялся по пандусу рядом с хозяином. Мелкий пес вышагивал, будто его только что короновали в хозяева бытия. Владелец Хрыча шел последним. Счастливым его трудно было назвать. Проповедник остался в яме. К нему спустился по пандусу здоровяк по имени шериф Джимми. У него были большой пистолет на бедре и игрушечный значок на груди. Значок — как те, что в пластиковых упаковках с пистолетом на пистонах и свистком. Но это был знак его власти, а его слово было железом.

Человек рядом с Гарри подтолкнул его стволом дробовика. Бок о бок с Джорджем они спустились по пандусу в яму. Человек с дробовиком поднялся. На трибунах снова начали делать ставки, мелкий толстяк в котелке засуетился.

Гремучка Проповедника все еще безмятежно лежала у него на шее, а маленькую медянку он убрал в карман. Время от времени та высовывала голову и смотрела по сторонам.

Гарри поднял глаза. Головы и черепа на кольях — хоть и безглазые, а из-за сильного освещения не более чем круглые силуэты на палках, — будто смотрели вниз и наслаждались ситуацией не хуже зрителей на трибунах.

Проповедник снова достал Библию и прочел строки:

— …пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя…

Гарри понятия не имел, к чему и это, и змеи. С ямой он никакой связи не видел. Казалось, у этих людей в мозгах вертелись не такие шестеренки, как у людей снаружи.

Реальность охватила Гарри, как тяжелое шерстяное пальто. Сейчас он убьет или умрет, прямо здесь, в этой яме, пропахшей псиной, и он ничего не может поделать.

Он думал, может, жизнь там пробежит перед глазами или еще что. Но — нет. Может, подумать о чем-нибудь прекрасном — последняя хорошая мысль о прошлом. Сперва вызвал в голове образ жены. Не помогло. Хотя когда-то она была красивой и умной, такой он ее больше не помнил. На ум пришел другой образ: обрюзгшая ленивая баба с постоянной болью в спине и жирными каштановыми волосами, затянутыми в вечный клубок. Ни улыбки на лице, ни доброго слова для него. Ему всегда казалось, будто она ожидала, что он ее должен развлекать и что он не справлялся. Не вспомнился ни один миг сексуального экстаза. После рождения дочери она перестала трахаться, будто это перевод сил. Зачем тратить энергию на секс, если можно тратить ее на жалобы?

Он перешел к мысленному досье на дочь. Увидел уродливую девчонку двенадцати лет с носом-картошкой. Никакого характера. По сравнению с ней мать — не мать, а Мисс Дружелюбие. Его Картошка все время сидела и тосковала по тощим смазливым блондинам в телевизоре. Мало того что они таращились на Гарри из ящика, так еще были расклеены по стенам и прятались в журналах, которые она разбрасывала по дому.

И это последние мысли человека, готового заглянуть в глаза смерти?

У него ничего не было.

И работу свою он ебал. А вот жену — нет.

Гарри хватался за соломинки. Была Мельва — симпатичная чирлидерша из средней школы. Мозг размером с сушеную горошину, но, боже ты мой всемогущий, как умела обходиться со стручком. И запах у нее всегда был такой странный, словно банановый. Особенно сильный у щелки — у щелки такой большой, что там и лысый орел угнездился бы.

Но и мысли о ней большого удовольствия не принесли. Ее размазал алкаш на грузовике «Мэк», когда она припарковалась на обочине темной дороги с парнишкой Пулверов.

Хренов Пулвер! Он хотя бы сдох в экстазе. Даже не понял, от чего. Когда ему раскатал зад «Мэк», он, небось, на долю секунды подумал, что это лучший оргазм в его жизни.

На хрен Мельву! Что она вообще разглядела в Пулвере? Тощий, тупой и рожа как гороховая котлета.

Боже, Гарри проиграл по всем фронтам, разочарован на каждом шагу. Ни хороших мыслей, ни прекрасных видений перед моментом истины. Лишь тьма, жизнь из унылых распланированных телодвижений, постоянных и скучных, как говно старикана на диете из отрубей. Миг казалось, что он расплачется.

Шериф Джимми достал револьвер. В отличие от значка, он был не игрушечный.

— По углам, парни.

Джордж обернулся и прошел к своей стороне ямы, снял рубашку и прислонился к стене. Его тело блестело под прожекторами, как мокрая лакрица.

Через миг Гарри заставил ноги шевелиться. Встал напротив Джорджа и тоже снял рубашку. Чувствовал, как под кожей перекатываются месяцы тяжелой работы. Разум вдруг опустел. Даже бога нет, в которого он верил бы. Помолиться некому. Ничего не осталось, кроме неизбежного.

Шериф Джимми вышел на середину ямы и крикнул толпе заткнуться.

Воцарилось молчание.

— В этом углу, — сказал он, махнул револьвером на Гарри, — у нас Гарри