смыл. Видел я и тела кипчаков, которых несло течение реки вниз. Так-то мы в Вышгород спешили, — говорил Глеб, и голос его сочился разочарованием. — Но к маньярам не хотим идти, к Игорю Ольговичу, так же нет, мы клятву дали Изяславу и нарушать ее не станем. Вот и пришел посмотреть на твою дружину. Коли я присягаю, то делаю это не токмо душой, но и разумом.

Слова, конечно, были правильными, мужскими. Однако, это лишь слова. Я понял, зачем пришел этот самый Глеб со своим товарищем Беляном. Они захотели проверить уровень мастерства нашей дружины. Можно было подумать, что это происки каких врагов, но, поразмыслив, понял, что нет, — это лишь смотр уровня воинского мастерства, чтобы не прогадать и не влиться в отряд неумех и слабаков.

Скорее всего, Глеб не разочарован тем, что увидел в дружине князя Ивана Ростиславовича. Слухи быстро пронеслись по десяткам, дошли и до моих бойцов. Это были бежавшие из Киева великокняжеские ратники. Не из самой дружины Всеволода Ольговича, а вот такие, как и мы, неприкаянные, отряд, по сути, наемников. Их в стольном граде сильно потрепали, а после оказалось, что и платить некому, князь умер, а его казна, так и вовсе у горожан, после перекочевала, скорее всего не в полном объеме к Изяславу.

Я слушал Глеба и силился вспоминать курс истории Древней Руси. Какие-то образы всплывали в голове, но мне казалось, что Изяслав все же позже занял Киев, а после столицу занял Юрий Долгорукий, потом… снова… и вновь… И такая чехарда — еще один довод в пользу того, что ситуацию нужно менять.

— Садись, сын моего врага! — сказал князь, указывая на поваленное бревно.

— Княже, ты может поспишь? — с опаской спросил Боромир, реагируя на обращение Ивана Ростиславовича ко мне.

Князь только отмахнулся. Я не чинясь, присел, взял кость с вареным мясом, вчера добыли косюлю и отдали ее князю, стал не без удовольствия есть.

Глеб посмотрел на меня, задумался, вновь посмотрел, после на Вышату. Да! Я понимаю, что неуместен и что тут серьезные разговоры, но мясо чудо, как хорошо, а еще у князя за столом всегда есть хлеб. Вот вроде бы и не печет его никто, просто некогда, да и некому, а хлеб есть и не так, чтобы черствый.

— Мы заключим с тобой князь, наряд, моя сотня… уже полусотня, принесет клятву на одно лето, после вернемся к этому разговору, — сказал Глеб.

— Я говорил о двух годах! — сказал князь.

— Прости, князь, но я говорю об одном лете. Клятву не преступаю, слово свое держу, если все сладится, я останусь с тобой и дальше. Если за год найдем с чего кормиться, тогда зачем мне и воинам моим уходить от тебя? Они семьи завести хотят, все уже в лета входят, — отвечал гость.

— Твои воины? Не князя, а твои? — с лукавым прищуром спросил Боромир.

— До клятвы, они мои, после — я сам княжий человек, — отвечал Глеб.

Боромир переглянулся с Никифором, с князем, Иван Ростиславович чуть склонил голову.

— Быть по сему! Жду тебя и моих людей в Гомье, я через этот град на Смоленск пойду, — сказал князь, как мне показалось, несколько взявший себя в руки и кажущийся менее пьяным.

— Через черниговские земли пойдешь? — спросил Глеб.

— Еще не решил, — явно соврал князь.

Все правильно, пока эти товарищи не стали со-ратниками, лишняя информация не к чему.

— Гомий нынче под смоленским князем Ростиславом Мстиславовичем, но черниговские Ольговичи такое не оставят, пойдут на град сей на реке Соже. А ты чего, князь туда идешь? — спрашивал Глеб, начиная быть несколько назойливым в своих вопросах.

Князь рассмеялся и ничего не ответил, давая понять, что Глеб пока никто тут, лишь кандидат быть кем-то.

На том гости и распрощались, чтобы, вероятно в скором будущем стать со-ратниками. Это хорошо, что появилась возможность усилиться и довести численность дружины уже сейчас до полторы сотни. С такой силой должны считаться даже старшие князья. Еще бы к тому же сотню надежных и опытных воинов, еще и пару десятков новиков набрать, так вообще хорошо. Не каждый городок имеет дружину в полную сотню ратников, или же это сотня, но плохо вооружена, дурно обученная. Так что любой князь захотел бы заиметь такой инструмент, коим может являться дружина Ивана Ростиславовича, для решения своих задач.

— Князь, а нынче скажешь, зачем нам в Гомий? Польстился на добрые пластины на кольчугу свою? — спросил Боромир.

— А ты подумай, старший сотник! Когда кожный десятник моей дружины будет в пластинах, да в добром шеломе, так еще сильнее станем. А в Гомье завсегда дорого коней прадать можно, — отвечал князь.

Я и сам слышал о том, что в Гомии, который принадлежал то Смоленску, то Чернигову, то вновь… имеется прославленная оружейная мастерская. Говорили, что там работают сразу два десятка кузнецов, целая мануфактура, получается. Доспех производят пластинчатый. Если это хорошие брони, то почему бы и не заиметь их?

Князь посмотрел на Боромира, Никифора, Вышату, меня, никого не оставил без своего княжьего внимания, а после сказал:

— Климент Смолятич в Гомии нынче должен быть. Нужно поговорить с ним без присутствия старших князей, — сказал Иван Ростиславович и залпом, так, что потекло по его бороде, выпил кувшин с вином.

Это что? Он хочет проконсультироваться со Смоленским епископом о том… А ведь князь задумался о создании Ордена, вот точно, о нем хочет говорить Иван Ростиславович. Прав был все же товарищ Овертон. Сперва идея показалась сказкой, после ее стали высмеивать и думать, что будет, если Орден появится. Ну а сейчас, по сути, князь хочет получить у смоленского богослова юридическую консультацию. Климент, на данный момент, пожалуй самый прославленный православный епископ на Руси, тем более русский. Его мнение будет важно не только для нашего князя, но и для других. Так что, да, если он в Гомье, так нам туда!

Завтра подумаю о иерархии и системе вероятного ордена Святого Апостола Андрея Первозванного. Но