— И что в моих словах тебя развеселило, Грим? — недовольно поджал тонкие губы король.

Мейнгрим нашелся быстро.

— Война, мой король, — с легким поклоном ответил он. — Я воин, мне куда ближе битва, чем кулуарные интриги.

Манфред неразборчиво проворчал что-то под нос, но Мейнгрим смотрел только на короля.

— Похвально, — кисло произнес король. — Так значит, ты отправишься к своему клану, напомнить им о том, что скоро они могут понадобиться королю? Кажется, большая часть синих поселилась в горах? Кстати, почему бы там не поискать Радославу?

В этот раз Мейнгрим сдержал улыбку. Игры кончились. Он сосредоточился как только мог.

— Мы уже точно знаем, что она отправилась за море, — как можно мягче ответил он. — И мне нет нужды искать её в горах, как нет нужды добираться туда к синим. Я отправлю почтовый шар. Они прибудут вовремя, не сомневайтесь, мой король. Я же должен помнить и о своих обязанностях как мастера. У меня два ученика в стенах дворца.

Он сделал паузу и всё же решился.

— Если вам не… — он проглотил так и просящиеся на язык «неприятно», «неудобно» и исправился. — Если вам кажется, что детям не место во дворце перед грядущей войной, я могу забрать их в свой дом. Там они будут в безопасности.

Вот оно! Мейнгрим снова безотрывно смотрел на короля и заметил тень гримасы. Фабиуш! Вот чем досадил синий королю — влиянием на наследника. Стало легко, и от новой улыбки Мейнгрим удержался лишь чудом.

И было теперь ясно, как можно вернуть расположение короля. Развестись с Радославой, убедить Фабуся называть отцом Манфреда и, может, передать ему ученика, благо учить боевому мастеру пространственника и впрямь было сложно. Простое решение и, разумеется, Мейнгрим не собирался делать ничего из этого.

— Если позволите, я покину вас, — снова легкий поклон, на грани пренебрежения, но и только. — Отправлю письмо родственникам и навещу своих учеников.

Конечно, король хотел бы не позволить, но гнев уже ушел, по крайней мере, гнев на Мейнгрима, а досадовать в зале гнева слишком мелко для Ламберта. И бывший дракон — ах, Радослава, почему бы тебе не думать прежде, чем что-то делать, как было бы проще! — нехотя кивнул.

Мейнгрим был уже у дверей, когда его нагнал голос Ламберта.

— Поговори с мальчиком, ему всё равно придется учиться пространственной магии у отца. Тебя он должен послушать.

Мейнгрим хотел развернуться и сказать, что учиться у Манфреда — что же, в этом есть смысл. Но отцом от этого Фабиуш его считать не начнет.

Сдержался. Он боевой магик, а не какой-то там неуравновешенный подросток. И лучше оставить последнее слово за королем, дать ему иллюзию выигранной битвы. Кому как не боевому магику, лучше знать, что битва — это еще не вся война?

Поэтому он молча кивнул, даже не поворачиваясь лицом — верх наглости! — и вышел. Лишь за дверью Грим позволил себе сжать кулаки, чувствуя, как обледеневает стена дворца рядом с ним. Пришлось перевести дух и постоять еще, благо король и Манфред не собирались еще покидать зал гнева.

Взяв в себя руки и поглубже спрятав свой собственный гнев и досаду, Мейнгрим наконец поднялся к ученикам.

И только увидев сонную и чуь напуганную внезапным стуком Ирену, он сообразил, что еще ранее утро. С этим королем времени они все скоро совсем запутаются в нем!

Грим замялся, не зная, извиниться и уйти, или же извиниться и попросить разрешения разбудить детей. За второе настойчиво просила мысль, что уж Манфред не упустит возможности воздействовать на мальчишек в любое время, хоть посреди ночи, а сам Мейнгрим возможности приходить в замок в любое время был лишен.

К счастью, неудобную ситуацию разрешил Фабиуш, когда его совершенно бодрый для такого раннего утра голос из глубины комнаты позвал:

— Ирена, это папа, пусти его, он же мой мастер!

И Мейнгрим с облегчением улыбнулся, буквально просачиваясь мимо няни, которую он же когда-то и нанял. Теперь она его пугала не меньше дикого дракона. Впрочем, сейчас в её глазах мелькнуло ответное облегчение, когда она посторонилась, пропуская его в комнату.

А Мейнгрим лишь сдавленно охнул, когда на него налетел Фабиуш и повис, цепляясь за пояс. Было непросто после тяжелого дня и ночи, после зала гнева не позволить сжатому внутри льду вырваться наружу. Но Грим устоял, мысленно поражаясь тому, как потяжелел Фабиуш.

Они с Радославой пробыли под его крышей совсем недолго, а мальчик вырос, вытянулся. Речь мальчика стала правильнее и четче, и лишь отголоски мягкой картавости еще можно было заметить, но вскоре должны были исчезнуть и они.

Мейнгрим против воли почувствовал грусть. Словно даже не свою, с чего ему жалеть об уходящем детстве чужого в принципе мальчика? Скорее, это была грусть за Раду, которая сбежала, и как знать, каким её встретит Фабусь, когда она всё-таки вернется. Сколько всего она пропустит…

Мейнгрим грузно осел, и не будь он магиком, растянулся бы прямо на полу, а так — лишь избавился от излишком мешающего ему думать адреналина, создав себе ледяной трон. Не трон, конечно, так, табуретку.

Дурак, как есть дурак! Он так зацепился за то, что Радослава сбежала, всё время думал только о себе, лишившемся разом и жены, и сестры. А думать надо было о Фабусе. Куда и зачем Радослава не сбежала бы, она не собиралась находиться там долго без сына. И она или найдет способ выудить малыша из дворца — а значит, Гриму нужно просто не упустить этот момент, или же она вернется. И вернется скоро.

Впервые за всё время с того момента, как Седой обратился королем, Мейнгрим позволил себе легкую улыбку.

— Радуешься? — с интересом спросил Фабиуш, ёрзая на его коленях. — А как же мама?

— Твоя мама в безопасности с моей сестрой, — сейчас Мейнгрим и впрямь верил в то, что говорил. — А вот нас с тобой надо стать сильными и терпеливыми.

И он кивнул на браслеты на руках мальчика и тут же мысленно проклял себя за это. Зачем расстраивать ребенка? Мало ему было слез Фабуся, так толком и не выплаканных, когда Манфред обманом надел эти браслеты⁈

Но Фабиуш неожиданно серьезно кивнул.

— Хитрыми еще, — глубокомысленно ответил он, тоже посмотрев на браслеты. — Ты не