стоп, уже не чёрный. Серый. А ведь это море энергии. Океан. Не знаю, какая тут связь, но есть мысль, что, когда он разрядится, нам конец. И произойдёт это, кажется, довольно скоро. Сколько мы тут сидим? И часа не прошло, а он уже почти.

Аура сжалась настолько, что мне приходится ёрзать, меняя ноги и изгибаться, опуская плечи. Ещё чуть, и уже никак не помещусь. Твари стоят плечом к плечу, и скоро я, наверное, оставлю Аннушку и брошусь на них с ножом, всё равно пропадать. Может быть, смерть от их когтей и зубов будет менее болезненной, чем от лютого холода. А девушка, может быть, замёрзнет, не приходя в себя, это тоже своего рода гуманность.

А, нет, не будет этого.

— Какого хрена, солдат? Что мы тут делаем?

— Помираем, я б сказал.

— И нафига мы это делаем?

— За отсутствием других годных идей. Но я открыт для предложений.

— Где мы… а, стоп, вопрос снимается. Ого, сколько их! Никогда столько не видела.

— О, ты их знаешь?

— Это твари Изнанки. Если сойти с Дороги и подождать, то они рано или поздно придут за тобой. Корректоров учат держать их на расстоянии, но это требует изрядно сил и хорошей выдержки. Ну, ещё их не должно быть так много.

— Ты, кстати, как себя чувствуешь?

— Как с похмелья. Забытое ощущение, давно не испытывала. А что?

— Вокруг тебя что-то типа ауры. Она вроде как защищает нас от холода, но сжимается, и я уже не помещаюсь. Прямо сейчас у меня коченеют ноги.

— Не вижу, но верю на слово. То-то ты жив ещё.

— Жив, но акк почти пустой, — я достал из кармана цилиндрик, он уже матово-белый.

— Иди сюда, сяду и обниму тебя со спины. Так лучше?

— Да, спасибо. Жаль, что я не могу поместиться внутрь тебя. По крайней мере весь.

— Пошляк. Чёрт, никогда не рассматривала тварей вот так, вблизи, при свете. Мерзкая участь.

— Не знаешь, почему они не кидаются? Вид такой, что готовы сожрать. Это твоё колдунство?

— Нет, не моё. Без понятия. Надо валить отсюда, солдат.

— Отличная мысль. Я как раз ждал, пока ты очухаешься, чтобы предложить то же самое. Надеюсь, ты сейчас скажешь, что это раз плюнуть для такой крутой девчонки, как ты.

— Боюсь тебя разочаровывать…

— Нет?

— Нет. Обычно я сваливаю через Изнанку. Но мы уже на ней, и я не знаю, что с этим делать.

— Хреново. У нас всего несколько минут, твоя аура всё ещё сжимается. Что это за место такое? Почему мы оказались здесь?

— Ответ тебе не понравится. Мне вот не нравится совсем.

— Изложи, вдруг меня осенит. Взгляд с другой точки, нестандартный подход, устами младенца, что-то такое.

— Фокус коллапса, если его не выдернуть из среза, а дать, так сказать, «дозреть», впитает в себя весь сенсус гибнущего мира и превратится в сверхсущество. «Вылупится из кокона и станет из гусеницы бабочкой», — так называл это наш сраный романтик Калеб. Все пустые безлюдные срезы — сброшенные коконы, миры с выпитым до донышка сенсусом. Возникает вопрос…

— Где все эти бабочки?

— Именно.

— И где же?

— А вот они, — Аннушка показала пальцем на плотный строй окруживших беседку тварей. — Основатели сделали ловушку для таких.

— Ну ладно, допустим. А тебя-то за что свинтили?

— Похоже, я получила слишком много сенсуса за раз. Достигла или почти достигла того предела, за которым становятся «бабочкой». Не в первый раз, но теперь всё по-другому.

— И как? Крылья режутся?

— Не-а. Только башка трещит. Это что-то типа мышеловки, срабатывающей на вес. Пока ты просто синеглазый, то бегаешь туда-сюда и всё нормально. Но стоит перебрать сенсуса, как крышка под тобой переворачивается, и ты летишь вниз, в банку с такими же. Так что крылья у меня не прорежутся, а вот такие зубки — очень даже запросто. Как только это место выжмет меня досуха, я начну перерождаться в тварь. Умирающую от голода, потому что утолить наш голод можно только сенсусом, которого тут нет. Но при этом вечную, потому что сенсус выжег из нас смерть.

— Не надо говорить «наш, нас», — запротестовал я. — Ты не такая. Ты не сожрала мир, чтобы стать богом.

— Ну да, я всего лишь сожрала того, кто это сделал…

— В смысле?

— А, неважно. Забей, солдат. У меня тут к тебе просьба образовалась, напоследок. Нет, не то, о чём ты подумал, озабоченный придурок!

— Нет? Жаль, — засмеялся я. — Могли бы успеть. У них всё равно глаз нет, чего стесняться…

— Знаешь, чем ты мне сразу понравился?

— Чем же?

— Что можешь вот так ржать, даже когда вокруг полная жопа. Остальное потом приложилось. Но просьба у меня простая, убей меня, пожалуйста. Застрелилась бы, но пистолет на Изнанке не выстрелит, и я не уверена, что не останусь тут бродить с дырой в башке. Но, если ты отрежешь мне голову… Мечом было бы удобнее, но в этот раз не захватила.

— Боюсь, ты переоценила моё чувство юмора. Вот сейчас совсем не смешно вышло.

— Я не шучу.

— Да я понял. Не надо объяснять. Глядя на них, понимаю, в чём смысл. Но идея мне не нравится.

— Да, хреновый будет опыт, — согласилась она, обнимая меня за плечи сзади и шепча в ухо. — Но моя смерть не будет сниться тебе в кошмарах, потому что ты умрёшь тоже. Тебе придётся поспешить, потому что изнанка выпьет тебя, как только акк разрядится. Сделаешь это для меня? Пожалуйста!

— Ага, ты меня и с Донкой так же развела! «Ой, трахни её, я не обижусь, это просто помощь другу…» И что? Дуешься с тех пор, как будто я тебе рога наставил! Вот и сейчас, уверен, стоит мне отчекрыжить тебе башку, как я каким-нибудь чудом выживу и ты будешь каждую ночь являться мне привидением с головой на коленях!

— Ну ты даёшь, солдат! — засмеялась Аннушка. — Ладно, прощаю за Донку, если тебе это так важно. Ещё идеи есть?

— Давай свалим отсюда.

— Как?

— Бегом, наверное. Не сбежим, так согреемся.

— Эти нас не выпустят.

— Смотри! — я достал