– То есть ты хочешь в Финляндии навсегда остаться? – уточнила она.

– Конечно! – пожал он плечами. – В России нет возможностей для развития.

– Почему? – несказанно удивился дядя Володя и даже поставил пластиковый стаканчик на землю.

– Да, почему? – с недоумением смотрел на него Андрей. – Огромная страна. Живешь в столице. Неужели думаешь, что работу не найдешь?

– Дело же не в размерах страны и не в количестве вакансий, – с легким раздражением произнес парень. – Работу найти можно. Вопрос в личном развитии, в перспективах. Главная проблема России – в менталитете, в людях. Русские люди – ленивые.

– Это как это? – даже поперхнулся дядя Слава. – Такую страну отгрохали – ленивые? Столько заводов построили – ленивые? И в космос после войны полетели – ленивые?

– Ну, космос… – даже поморщился Максим. – Чуть что, сразу космос. Это прошлый век, это время уже прошло. Сейчас же время не железа, заводов или там… не знаю… комбайнов. Сейчас эпоха человека, его мыслей, идей, самовыражения…

– Максим, может, я что-то не понимаю, – деликатно начала Ирина. – Мы в Севастополе живем, Андрей давно уже не служит, но… мы с такой любовью на русский флот смотрим. Вроде бы он уже и не наш, а мы гордость чувствуем, как будто он наш до сих пор… Ты же представляешь, какой это колоссальный труд – построить корабль? А подводную лодку? Это же и труд, и мысль, и человеческий гений.

– Это разные вещи! – перебил ее Максим. – Построить – это… Построить и я могу – табуретку, скажем! Вопрос, что мне это дает?

– Это дает тебе возможность сидеть на табуретке! – спокойно ответил ему Олег.

– А ты что, можешь сколотить табуретку? – удивленно поднял свои лохматые брови дядя Слава.

– Даже если не могу! – начал злиться Максим. – Зачем мне это делать, если я могу ее купить? Каждый должен заниматься своим делом! У нас в России сколько людей открывают свой бизнес? Это же жалкий процент. А в Европе предпринимательством занимается огромное число людей!

– А что, все должны заниматься именно бизнесом? – в задумчивости наблюдала за ним тетя Лена. – А кто будет… учить, лечить? Строить корабли? Уголь добывать?

– Но вот я, например, не хочу быть ни учителем, ни врачом, тем более я не собираюсь работать на заводе! Я хочу придумать и развивать свой собственный проект.

– Какой? – спросила Лена.

– Ну… Я еще не знаю. Но я хочу работать сам на себя.

– А почему ты не хочешь работать сам на себя в России? – расстроенно смотрел на него дядя Володя.

– В России это невозможно! – кипятился Максим. – Вот вы, ваше поколение, почти ни у кого из вас не получилось построить настоящий, крупный бизнес.

– Ты не сравнивай поколения! – покачал головой Андрей. – Время разное, обстоятельства разные. Да и страны у нас теперь разные! С нами беда произошла, по нам время катком проехало. Союз распался, все рушилось, жизни ломались… У нас задача была – выжить, и мы как-то выжили, выплыли. А у твоего отца в России дела вообще хорошо идут.

– У него маленькая компания, а большое, солидное дело он не смог создать! – не унимался парень.

– Максим! – сердито одернул его отец, впрочем, без особой надежды.

А дядя Слава, отложив пластиковую тарелку с бутербродами, внимательно разглядывал Максима, словно тот был неизвестным ему диковинным зверем.

– Так в любой стране большим бизнесом владеют единицы, се ля ви, как говорят французы… Проще в Европе или сложнее? – задумался Андрей. – Это же могут знать только те, кто жил и там, и там. Только я не понимаю, как можно русских людей называть ленивыми? Почему? Какая тут логическая связь?

– В русских людях нет духа предприимчивости! – радостно отчеканил Максим, как будто ждал именно этот вопрос. – Они же сами не хотят ничего делать. Они хотят, чтобы им дали приказ сверху. Это рабский менталитет. Вот им дали задание построить корабль – они и строят. А в Европе люди сами строят свою судьбу. Это другая, протестантская этика!

– Знаешь, а ведь ты прав! – согласилась с ним Катина мама. – Ты очень умный парень!

– Конечно, это же все от Реформации идет! – обрадовался он, наконец найдя единомышленника. – В Европе была Реформация, поэтому люди там абсолютно другие. Там веками царил дух свободы, там люди по природе независимы, активны. Они не боятся что-то сделать для себя! А у нас все нужно делать для кого-то – для родины, для Сталина…

– Молодец! – довольно засмеялась Лариса.

– Да… У нас православие сделало людей послушными и ограниченными. Они не способны мыслить смело, нешаблонно, они не способны взять и пойти против течения! – рассуждал Максим. – Дядя всегда говорит, что в таком окружении умному человеку, человеку с амбициями, развиваться невозможно.

Все вновь недоуменно замолчали. Глаза дяди Славы медленно начали наливаться кровью. А небо словно заливало свинцом. Тяжелая, зловещая туча появилась на горизонте и вдруг пошла в атаку на город с бешеной скоростью. Ветер поднялся мгновенно и начал срывать листья с деревьев.

– Черт! – закричала Лариса, когда ветер опрокинул пачку с оставшейся «Кровавой Мэри», испачкав красным ее белоснежное полотенце.

Они едва успели побросать вещи в корзину, как вдалеке сверкнула первая молния и раздался страшный грохот. Шквалистый ветер гонял по парку листву и мусор, кружил голову, сбивал с ног. Катя почувствовала, как папина рука схватила ее за талию и потащила к тропинке.

Люди вокруг кричали, визжали, бежали, а дождь никак не собирался. Гроза была сухая, колючая и злая. Все небо мгновенно стало угольно-серым, снова ударила молния, потом вторая, за ней третья, и раскаты грома вдалеке превратились в один сплошной пугающий грохот. Такой страшной грозы Катя не помнила.

Только когда они пробирались сквозь толпу к выходу из парка, небо сжалилось и обрушило на Донецк потоки воды. До подземного перехода они добежали уже мокрые насквозь.

В переходе было душно, вокруг собрались такие же заложники природы, и Катя впервые в жизни заметила, как по-разному люди реагируют на стихию. Кто-то – как ее папа – встревоженно, но до сих пор с детским, искренним восхищением. Тетя Лена, как и большинство женщин, стояла чуть испуганная и растерянная. Дядя Слава, облокотившись о стену в подземном переходе, взирал на ливень с лихим, разбойничьим восторгом. Игорь смотрел безразлично, даже обреченно – как на судьбу, которую невозможно изменить. На лице его сына чередовались раздражение и скука, ему было обидно тратить свое время на такую глупость. Катина мама взирала на грозу с глухим негодованием, словно та