Шрифт:
Закладка:
К счастью, все мои запасы хранились в карманах костюма, на которые распространялась защита (а то куда бы в игре персонаж прятал дофигища всяких ништяков), потому я с удовольствием лицезрел целенькие пробирки и шприцы, а не кусал локти, стоя над горкой битого стекла.
Костюм я снял, чтобы достать из кармана рубашки небольшой блокнот с мягкой обложкой. В нём я хранил номера телефонов, адреса, а с некоторых пор делал крошечные зарисовки. Папки-то нет, а мне срочно требовалось нарисовать свой город, обязательно с привязкой к одному из памятников (на окраине, в бывшей деревне, а теперь уже ставшей улицей, так я не привлеку внимание своим появлением). Пока в памяти свежи воспоминания, нужно рисовать.
Надеюсь, реальность сработает правильно и меня выбросит обратно так же, как перенесло сюда, в этот мир, где идёт страшная война.
Как назло я не мог найти карандаш. Обычно он был пристёгнут к блокноту, а тут нету, как сквозь землю провалился. Может, я его просто уронил, когда раздевался несколько минут назад?
Я опустил взгляд под ноги и тут услышал громкое тарахтение мотоцикла где-то рядом. То, что на такой технике раскатывали немцы в девяти случаях из десяти, я знал. И потому постарался сделаться незаметным, растянулся на земле и даже голову боялся оторвать и приподнять вверх.
Глава 3
Я не трус, но… да, боюсь.
Тарахтение быстро приблизилось и внезапно стихло, остановившись почти напротив моего бугорка.
«Следы!», — обожгла мысль.
Я, когда ходил через дорогу туда-сюда, то оставил заметную прореху в орешнике, плюс, глубокие отпечатки ног на сырой лесной почве. В костюме, в индейского следопыта хорошо играть лишь в режиме маскировки, но не когда она отключена. В эти моменты я большой и тяжёлый, сам заметный и оставляю заметные следы.
Впереди раздались неразборчивые голоса. Впрочем, даже не находись немцы в тридцати метрах от меня, я всё равно бы ничего не понял — не разумею я их мову. Мне бы лежать и не шевелиться, да чёрт меня дёрнул потянуться на «гаусской». Думаю, на моём месте так поступил бы каждый неподготовленный к такому стрессу человек. Ведь оружие, даже если толком не умеешь им пользоваться, придаёт уверенность. Кому-то ложную, другому настоящую, спасительную.
Подвёл меня вес винтовки. Таская оружие, будучи в костюме, который увеличивал параметры моего тела даже без учёта кратковременных усилений, я привык к тому, что гаусс-винтовка кажется детской игрушкой. А тут почти что шесть килограмм в левую руку пришлось, которая совсем не такого веса ожидала.
Итог грустный — я уронил оружие, которое, словно специально упало на сухой сучок. Разумеется, тот громко с подлым удовольствием хрустнул, сообщив обо мне на всю округу.
Работай у немцев мотоцикл, то хрен бы они меня услышали. Но тут, словно сама Судьба решила вмешаться и подкинуть неприятностей в тот ворох проблем, что меня окружал с недавнего времени.
Громко — на фоне речи врагов — лязгнул металл, и тут же прогрохотала пулемётная очередь. Пулемётчик был асом — с первого же раза накрыл мой бугорок, причём, вслепую, сквозь густую листву и заросли кустарника.
Что-то рвануло ладонь, обожгло шею. Я даже не обратил внимания на это, просто пополз назад, прячась за бугорок от выстрелов и молясь про себя, чтобы немцы не решились на прочёсывание зарослей. Краем уха услышал далёкий гул десятков моторов, приближающихся ко мне.
Укрывшись за бугорком, я посмотрел на левую руку, которая начала стрелять острой болью.
— Мамочки, — прошептал я, глядя на развороченный кусок мяса, что было раньше левой ладонью, и кровь, что едва заметными толчками выплёскивалась из раны. Пуля прошла вдоль тыльной стороны ладони, выворотив наружу верхний слой тоненького жирка и мышц, и сейчас оттуда торчали края толстых, со стержень от гелевой ручки, сосудов, из которых и выбивалась кровь.
Боль, которую минуту назад я не замечал, принялась грызть руку, к ней тут же присоединилась боль от раны на шее. К счастью, там была лишь царапина, хотя кровь текла ровным ручейком.
Меня начало мутить.
При себе не было ни аптечки, ни завалящего бинта, вся надежда была на функции костюма, который я снял перед появлением немцев.
Самое страшное было то, что я едва мог шевелить пальцами на пострадавшей конечности. Без хирургического вмешательства я рискую остаться калекой.
Тут же проскочила мысль, что стоит попробовать вколоть себе препарат на усиление живучести. Возможно, ускорится регенерация, и рана заживёт сама. Или попробовать надеть костюм, который в режиме защиты заживит руку. А ещё лучше, уколоться и одеться.
«Вот так и сделаю».
Немцы больше не стреляли, движения в зарослях я не видел, так что можно рассчитывать, что передовой мотодозор колонны, чем шум всё ближе и ближе приближается ко мне, успокоился, дав несколько очередей на подозрительный шум, и не станет прочёсывать прилегающую местность к лесной дороге.
Выбрав нужный шприц, я кое-как закатал рукав рубашки до локтя, прицелился в вену и вогнал в неё иглу. Попал или нет — не знаю, самостоятельно я делаю инъекцию в первый раз в жизни. Было больно — это факт, но от чего: потому как промахнулся и сейчас ввожу препарат в мышцу или сама жидкость такая болючая? К этому времени крови из меня вытекло столько, что всё вокруг было измазано ею — трава, листва мелких кустиков, земля, кора дерева, возле которого лежало моё снаряжение. Усилилась тошнота, и появилось чувство холода.
Инъекция не подействовала никак.
Я вогнал ещё один шприц на живучесть. Потом укололся препаратом на повышение силы, рассчитывая, что тот даст рост мышцам и это поможет стянуть повреждения на руке.
А кровь шла, рана и не думала затягиваться.
Сорвал рубашку и попробовал затянуть ей ладонь, но кровь через пару секунд проступила сквозь тонкий материал и продолжила течь.
«Жгут, нужен жгут», — в голове забилась лихорадочная мысль.
Но эту столь важную вещь взять было неоткуда, даже ремня на штанах не имелось, не посчитал нужным носить под нанокостюмом, да и мешала бы пряжка тогда.
Ещё один укол для роста мышц… а самочувствие уже сильно испортилось. Потеря крови уже на глаз явно больше стакана, ещё два раза по столько же и я
