Нужно пройти мимо открытой двери. Тихонечко подхожу, заглядываю. Сначала вижу только её. Да, это Инга, кто ж ещё. Она стоит на коленях и что-то делает. Молится что ли? Я подвигаюсь совсем чуть-чуть и выглядываю из-за портьеры. Сначала не понимаю. Вот Инга. Она стоит на коленях. Разметала по голым плечам свои золотые кудри. Весь день, наверное, крутила. Голые руки тянутся…

Не-е-т…

Опора уходит из-под ног как-то очень быстро и пугающе. Меня кружит, мотает и кувыркает, что-то очень больно и сильно бьёт под дых, в затылок, по вискам. Чувствую только, как подводит живот и подкатывает тошнота.

Марко, все-таки у нас дома…

Я не могу пошевелиться, каменею и не отрываясь смотрю, как моя сводная сестра расстёгивает его брюки и вытаскивает член. Он уже готов, возбуждён, твёрд. Инга медленно берет его в рот. Как в замедленном кино. Волны пробегают по локонам — она приближает и отдаляет от Марко свою голову. Туда-сюда, туда-сюда. У него каменное, злое лицо. Он хватает двумя руками голову Инги, грубо сминает все её кудряшки, всю архитектуру, всю эту магию соблазна и резко вгоняет член в самое горло. Ещё, ещё, ещё. Она захлёбывается, текут слюни, шея раздувается при каждом толчке. Кажется, она здесь больше не главная. Он вынимает член. Инга хватает мокрым ртом воздух и как собака смотрит на него снизу.

Марко тянет её за руку, поднимает, ставит на ноги и подводит к дивану. Это совсем близко, я вижу все очень ясно. Он разворачивает Ингу спиной к себе и грубо толкает вперёд, она летит на диван, неловко заваливается, наступает коленями на подол платья, пытается подняться. Он хватает её за бедра, рывком тянет вверх и устанавливает задом к себе. Платье длинное. Это неудобно. Одним движением его не задрать. Марко это злит. Он совсем не щадит этот тонкий, беззащитный, струящийся шёлк. Трусиков на Инге нет — ждала. Марко проводит ладонью у неё между ног. Инга изгибается — немного электричества. Он плюёт на ладонь и ещё раз проводит по её щели, по русым завиткам. Я смотрю на её белые, красивые ноги, на вывалившуюся из лёгкого платья грудь.

Марко наклоняется и плюёт в тёмное пятно ануса. Он раздвигает её ноги пошире и приближается вплотную. Я вижу зажатый в руке член. Одну руку он кладёт Инге на крестец, а другой направляет свой член ей в зад. Он вставляет его медленно, продавливая миллиметр за миллиметром. Всё тело Инги напрягается, она выгибается и подаётся вперёд, пытаясь соскользнуть с этого раскалённого куска железа, но это невозможно — Марко крепко её держит. Я вижу, как напрягается и наливается кровью её шея, вздуваются вены. Она чуть поворачивает голову, рот открыт, брови сведены — всё напряжено до предела. Античная скульптура. Инга громко дышит ртом. Член Марко уже почти полностью в ней. Он делает резкое движение вперёд, и Инга издаёт рычание. Она рычит и хрипит как зверь. Марко замирает, а через пару секунд начинает двигаться в обратную сторону. Потом снова вперёд. Сначала медленно, потом чуть быстрее, быстрее, быстрее. Каждый толчок заставляет Ингу рычать и хрипеть. Я снова смотрю на её ноги. У неё красивые стопы, только мизинцы совсем маленькие. Сейчас эти мизинчики выскользнули из-под лямочек босоножек и очень неудобно и нелепо зацепились за них.

Я смотрю, как дёргаются эти босоножки и мне становится очень и очень жалко. Всех — себя, Ингу, вот эти её мизинчики, платье… На моих глазах выступают слезы. Я поднимаю взгляд и вижу, что голова Марко повёрнута и он зло смотрит на меня. Должно быть я выгляжу обескураженно и жалко. Да, так и есть. Его губы презрительно изгибаются. Совсем чуть-чуть. И он отворачивается к Инге.

Я пячусь и двигаюсь к своей комнате. Не чувствую ничего, не понимаю, как иду и как я ещё не умерла. Запах соков моей сестры и сладких благовоний мне кажется трупным ядом. Я вхожу в свою комнату, закрываю дверь, приваливаюсь к ней спиной и сползаю вниз. Меня больше нет.

4

— Лиза, — стук в дверь. — Она точно там?

— Да там она. Второй день уже.

— Ты что, серьёзно? Почему раньше не сказала? Лиза, у тебя все нормально?

Нормально. Просто отлично. Лучше некуда. Папа с Ингой проявляют заботу.

— Да все норм. Болею. Отстаньте! — все силы уходят на эти несколько слов.

— Лиза, открой, пожалуйста, я посмотрю на тебя.

— Нет!

— Ну так же нельзя, надо поесть хоть немного. Я твой телефон принёс, Крюков передал, ты у него забыла.

— Ну, я ж говорила, что она у него была.

Отстаньте, оставьте меня в покое, тоже мне заботливый папочка. В детстве надо было заботу проявлять. Иди ты вместе со своим Крюковым, и с Ингой, и с фестивалем, и с Марко, и со всем вином. Смотрю на открытую бутылку у кровати. Ладно, вино пусть остаётся.

— Потом поем.

— Что?

— Потом поем!

Сажусь на кровати.

— Да, папа, есть захочет — поест. Голод оздоравливает. Не беспокойся, я о ней позабочусь.

— Лиза, что у тебя? Температура? Позаботишься ты, о себе не можешь позаботиться.

— О себе-то я точно смогу позаботиться, вот увидишь, — удаляющиеся шаги. Зачем же по дому на каблуках? Цок-цок-цок прямо в мозг.

— Лиза, какие лекарства принести?

Да не надо мне ничего, просто уйди. Встаю, медленно подхожу к двери:

— Все нормально у меня. Просто устала. Перенапряжение. Нужно отлежаться. Завтра буду в порядке. У меня так бывает. Не волнуйся, — стараюсь говорить помягче.

— Точно?

Точнее некуда.

— Да, точно.

— Ну возьми телефон хотя бы, я тебе позвоню попозже.

— Ладно, там положи. Потом возьму.

Иду в туалет. Главное не смотреть в зеркало. Получается. Возвращаюсь в кровать. Эх, надо было бутылку чуть поближе поставить. Ладно, потом.

Лежу. Голая. Жалкая. Как вчера выползла из душа сразу упала в постель. Смотрю в потолок. Что ж так плохо-то, мамочка… Ну почему я такая несчастная? И пожалеть некому, и поплакаться некому, и приткнуться не к кому. Что со мной случилось? Размечталась, да? А ведь не надо было. Всё правильно поняла, всё оценила, сообразила. Только поздно, надо было раньше соображать. Видела же, что он такой урод. Но вот расклеилась, растеклась, расплескалась. Потянуло к плохому парню? Не устояла перед животной страстью? Да, от него прямо чистый секс исходит. Поэтому понравилось? Нет, мне не понравилось. Не понравилось. Просто получила опыт —