Старушка, сын которой дружил с младшим сыном бабы Марфы, заверила, что непременно с ним свяжется, пока Алка его на дом не опрокинула, ведь и сын имеет право на наследство. Самая молодая их товарка, круглая и румяная, поделилась:

— Марфа про тебя рассказывала, ты тот самый мальчик, который детям еду покупал, да?

Я кивнул.

— Да, они сироты, я взял над ними шефство. Вроде стали выправляться дети, учились, старикам помогали, а те позволяли им жить в тепле. Теперь на улицу пойдут. Жалко.

— Конечно жалко! Светочка такая хорошая девочка! Ласковая! — пробормотала круглая. — Вот что, Алке жалко, что ли? Она ж дом сразу не продаст, и он будет стоять пустым!

— Я нашел детям новое жилье, — перешел я к главному. — Но оно освободится через два-три дня. Может, у кого-то из вас есть флигель, где пожили бы дети? За присмотр я заплачу четыре тысячи — понимаю ведь, что продукты дорогие, а пенсии маленькие, да и дети, какими бы самостоятельными они ни были — всегда хлопоты.

Старушки запереглядывались. Та, что плакала, посмотрела на круглую:

— Вот у Инны есть флигель.

Женщина округлила глаза, а я добавил:

— Дети послушные, воровать не будут, старшие помогут, если вдруг что надо, а потом я их заберу, — уверил их я. — Честное слово! А продуктов хоть сейчас накуплю на те четыре тысячи.

Круглая Инна потерла нос, покосилась на Лидию и Свету.

— Детей трое? Там только одна кровать.

— На полу поспят, на матрасе, все же лучше, чем под дождем, — сказал я.

Видно было, что Инна против, потому следовало немножко додавить, но хитро, с упором на общественное мнение.

— Вы доброе дело сделаете, богоугодное! — обрадовался я.

— Говорят, к тем, кто сироту пригрел, Господь благосклонен. — Самая старушка размашисто перекрестилась. — Я бы к себе взяла, да некуда: дочь с мужем и трое внуков.

Тяжело вздохнув, Инна махнула рукой.

— Ладно. На три дня, говоришь? Только продуктов не надо, лучше просто так денег дай, я сама разберусь. А та женщина, у нее есть где жить?

— Есть, — улыбнулся я, — она просто помогает.

Плачущая бабушка принялась меня тискать, всхлипывая:

— Что за время такое, а? Дети на улице! А ты родственник тех сирот? Почему к себе не возьмешь?

— Нет, не родственник, — сказал я, отстраняясь. — Просто жалко их, помогаю в меру сил. Кто-то же должен думать и о других, а не только о себе.

Старшая бабуля осенила меня крестным знамением:

— Благослови тебя, Господь! И тебя, Инна. — А потом покачала головой и запричитала: — Это же надо — без священника нашу Марфу хоронить! Как басурманку! Поговорю с батюшкой об отпевании, сорокоуст Марфе закажу.

— Спасибо! — радостно воскликнул я, поманил Лидию рукой и изложил суть нашего разговора, добавив для Инны, что дом уже найден, нужно провести сделку, и детей я заберу.

Вроде успокоилась она, уверилась, что никто не собирается вешать ей на шею сирот, а за четыре тысячи сдать флигель — выгодное предложение, это почти половина пенсии.

Выполнив миссию, я со всеми распрощался и рванул домой — уговаривать маму провести сделку, затем — побеседовать с бабкой Тимофея. Надеюсь, уроки сделать успею, а потом для наших откроется клуб видеоигр — Илья принесет приставку, пусть порадуются, погоняют Марио.

Отдав деньги Инне, я покатил домой на мопеде, по дороге опять хлынул ливень, и дождевик не спас. В наш подъезд я вбежал, оставляя за собой следы в форме лужиц. Дождь скатывался по отросшим волосам за шиворот, капли холодили кожу.

Пару часов назад я думал, что самое сложное — поговорить с Аллочкой, но, считая ступени до собственной квартиры, все более осознавал, что нет. Самое сложное — предстоящий разговор с мамой, которая может упереться: «Оставьте меня в покое все! У меня горе! Никуда я не пойду и ничего не буду делать!»

Ну и еще вопрос — насколько быстро можно провести сделку? Если бы это был жилой дом, процесс затянулся бы. Но приватизация еще не коснулась большинства простых людей, и кооперативная земля принадлежала владельцам лишь номинально, пусть и отобрать ее было довольно сложно. По идее, в присутствии председателя кооператива надо написать договор купли-продажи, обменяться деньгами, и именно председатель внесет изменения в садовую книжку, сменив владельца дачного участка. Нужен ли для этого нотариус? Вопрос. Если да, то провернуть дело за два дня не получится.

Ни взрослый, ни тем более нынешний я подобных сделок не проводил, и процесс представлялся смутно. Возможно, на самом деле все куда сложнее, чем я надеюсь

Если мама упрется, на кого оформлять дачу? На бабушку, которая точно доживет до миллениума и успеет мне ее подарить? Но в этой реальности все изменилось, а человек смертен, причем внезапно смертен. Тетя Ира и Андрюша наверняка попытаются отжать дачу, случись что с бабушкой, ведь любое завещание можно оспорить. Я ничего покупать не могу из-за возраста.

Лидия?

Ее я знаю без году неделя, человек она неплохой, но никто не гарантирует, что ее родственники порядочные и не позарятся на бесплатное. Каналья так вовсе чужой человек. Дед не бросит свои важные дела, тем более у него появился продавец и вторая точка.

Переступив порог своей квартиры, первым делом я заглянул на кухню, но мамы там не оказалось, хотя ее туфли стояли у входа. Борис рисовал, обернулся на шум. Я поманил его жестом, шепотом спрашивая:

— Что мама?

Брат пожал плечами и кивнул на дверь спальни.

— Куксится и ничего не рассказывает.

Молча переодевшись в сухое, я постучал в дверь и вошел, не дожидаясь приглашения. Мама лежала в кровати, уткнувшись лицом в подушку. Я сел рядом и погладил ее по спине.

— Ма, как дела?

— Меня вызвала главврач, — пробормотала она, не оборачиваясь. — Пригрозила судом. Я написала объяснительную.

— Что еще сказала Жо… Жунько? — уточнил я.

— Что сделает все, чтобы меня посадить.

— И что ты решила? — осторожно поинтересовался я.

Она рывком развернулась и трясущимися губами пролепетала:

— Они меня уволят по статье! За халатность! Я больше нигде на работу не устроюсь!

Хотелось сказать, что это все — пустые угрозы, но я понимал, что Жунько хочет попортить матери кровь и будет мотать