для Вайпрехта и меня на случай нашего разделения. Этот документ должен был сыграть большую роль в случае потери нами судна и возвращения через Сибирь. Такой исход нашего путешествия был вполне вероятен, если учесть огромную протяженность труднейшего Северо-Восточного прохода.

Пока лейтенант Вайпрехт заделывал течь, некоторые из нас поднялись на скалистую вершину, возвышающуюся над лабиринтом фьордов Тромсё. Это восхождение было совершено с целью сравнения наших анероидов с ртутным барометром. Лапландец Дилкоа был нашим проводником.

Как ни необходимо было нам получить сведения о состоянии льдов в этом году, однако в данное время мы не могли их добыть, так как еще ни один из китобоев не вернулся с мест ловли на севере.

В воскресенье утром 14 июля мы покинули эту тихую маленькую столицу Севера. Пассажиры гамбургского почтового парохода, заходившего как раз в это время в гавань, приветствовали нас долгими криками. Мы двинулись под парами по узким каналам мимо скал Санде и Рисе по направлению к открытому морю. За лоцмана служил нам капитан Карлсен. При выходе из шхер нашел туман и закрыл собой грандиозную скалу Фугле. Здесь мы погасили огонь в машине и подняли паруса.

Началось последнее короткое морское путешествие, которое суждено было совершить «Тегеттгофу». 15 июля мы шли под парусами мимо берегов Норвегии на север. 16 июля показался в далекой синеве Нордкап.

Среди плавучих льдов

Уже несколько недель подряд неблагоприятные ветры тормозили наш путь. Волнение не прекращалось. 23 июля, благодаря вдруг наступившему падению температуры и туманной, дождливой погоде, мы поняли, что близок лед, ожидавшийся много дальше к северу. Действительно, 25-го вечером на 74°15′ с. ш. при 0,2 °R[32] в воздухе и 1° в воде мы впервые увидели его. Лед был благоприятно расположен, так как северные ветры последних дней разбили его на отдельные полосы. Кромка его представляла собой, таким образом, полнейшую противоположность той сплошной ледяной стене, которую мы встретили в 1869 году у Гренландии и в 1871 году к востоку от Шпицбергена.

Озадаченные южным положением льда, мы утешали себя тем, что имеем дело не с плотными массами льдов, а со скопищем льдин, которые, возможно, попали сюда из Карского моря через Маточкин Шар. Однако очень скоро мы убедились, что находимся в настоящем Ледовитом море. Было ясно, что условия плавания в 1872 году изменились по сравнению с предыдущим годом в самую неблагоприятную сторону. Уже накануне лейтенант Вайпрехт велел закрепить на грот-мачте бочку. Теперь она стала непрерывным местопребыванием вахтенных офицеров.

26 июля, в то время как мы продолжали наш северо-восточный курс, лед стал плотнее, оставаясь пока еще проходимым. Нигде не было видно тех сплошных полей льда, которые нас встретили у гренландского восточного побережья и огромная опасность которых для мореплавателя была отмечена еще Литке.

Температура воздуха и воды резко упала. В течение следующих двух недель она держалась почти постоянно ниже точки замерзания, одинаково днем и ночью.

Новоземельское (Баренцево – ред.) море характерно непостоянством погоды, свойственным в наших широтах апрелю. Снежные бури непрерывно чередовались с великолепными ясными днями. Термометр с зачерненным шариком показал 3 августа +36° при +3° воздуха в тени, что указывало на интенсивность прямой солнечной радиации. В такие дни необозримые площади льда блестели ослепительным светом.

Начавшаяся охота дала нам кайр и тюленей для камбуза. К их черному мясу даже наши далматинцы привыкли чрезвычайно быстро.

Постепенно лед становился плотнее. 29 июля (74°44′ с. ш., 52°8′ в. д.) мы могли продолжать путь, только работая машиной. Уже нельзя было избежать тяжелых ударов, во многих случаях судно могло продвигаться, только тараня лед с разбега. Этим способом нам удалось пробиться в большую полынью ночью с 29 на 30 июля (воздух 3,5°), когда лед стал перед нами совершенно сомкнутым барьером.

Без препятствий, будто по озеру, двинулись мы по блестящей поверхности воды. Берега этого «озера», однако, состояли не из цветущих рощ, а из подвижных бледных ледяных образований, которые приняли фантастические очертания, закутавшись в нахлынувший туман и растворившись в нем. Наше непосредственное окружение потеряло благодаря этому и формы и краски, только слабые тени вырисовывались в тумане. Казалось, что впереди – пустота. Еще несколько часов тому назад мы видели, как горело полуденное солнце, отражаясь от гористой пустыни Новой Земли, длинная береговая линия которой в результате рефракции высоко приподнялась над ледовым горизонтом. Синее небо, недавно еще такое нежное и покрытое сияющими в солнечном свете высокими облаками, стало серым и печальным. Такие неожиданные перемены в природе нигде так сильно не действуют на настроение, как здесь, в Ледовитом море, где все красоты исходят от солнца.

Вот уже несколько дней, как мы вступили в мир, большинству из нас чуждый. Часто нас окружают густые туманы, и только изредка удается увидеть далекую землю, покрытую снегом н окаймленную негостеприимными голыми скалами. При сером небе, ночью, трудно представить себе что-нибудь печальнее хруста умирающего льда. Медленно и гордо, будто на параде, тянется вечная очередь белых гробов-айсбергов к своей могиле, к южному солнцу. Несмолкаемый шелест замирающей мертвой зыби превращается на секунду в прибой в пещерах отдельных льдин. Со свисающих краев высоких торосов монотонно журча, стекает талая вода. Иногда будто в огонь, с шипением, падает в море снежный ком и исчезает в воде. Роскошные водопады талой воды, подобные матовым завесам, с шумом сбегают с ледяных гор, трескающихся и распадающихся под потоком солнечных лучей. Море вскипает на месте падения гигантов, а морские птицы, лениво отдыхавшие на темени их, испуганно поднимаются и кричат, но вскоре снова слетаются стаей на вершине другого ледяного колосса.

Когда мы на лодке пересекаем неподвижное зеркало полыньи, мы всегда должны быть начеку. Случается, что рядом с нами вынырнет, наподобие черной блестящей горы, огромный кит. Корабль, проникающий в эту таинственную пустыню, странным обликом своим напоминает образ «Летучего голландца»[33]. Густой столб дыма, идущий из трубы, держится мощным черным слоем целыми часами надо льдом, пока постепенно не расплывется. Когда солнце в полночь опускается почти до горизонта, замирает вся жизнь, а айсберги, скалы и ледники становятся розовыми от лучей, так что мы не чувствуем пустыни, которую они так радостно оживляют.

Солнце достигло своей низшей точки. Оно начинает подыматься, и постепенно его яркий блеск превращается снова в ослепительное сияние. Только звери и птицы пока отдыхают. Медведь еще нежится некоторое время, лежа за какой-нибудь ледяной стеной, стаи чаек и чистиков спокойно сидят на краю льдины. Они как бы ушли в себя со