Шрифт:
Закладка:
Деньги я спустил буквально за три дня, трахнув трех разных порноактрис примерно второй звездной величины. Ну, это не совсем точный термин, потому что когда у тебя нет ног — первую скрипку уже не сыграешь, скорее наоборот, они меня трахнули. Самые-самые не то чтоб сильно дорогие — сто или двести тысяч большие деньги и для них — но самые известные уже слегка того, затасканные. А вот молоденькие шикарные старлетки — самое то. Я выбрал трех — и три «бинго», кочевряжиться не стала ни одна, только поторговались маленько. Ну а что, работа как работа, просто без камеры, вот и вся разница. Полмиллиона ушло на них.
Еще за двести тысяч я купил Николаю машину — лазурный «Комета Ультралайт», на который он сам бы нипочем не накопил — и подборку редких бумажных книг. В конце концов, мой единственный друг, который не бросил меня в беде.
Николай, правда, от такого подарка пришел в ужас, заподозрив, что я продался органлеггерам. Ну а что, я бы то же самое подумал, ведь откуда у калеки такие деньги могут взяться?
— Брось, дружище, какие там органлеггеры, — ответил я. — Я просто улетаю к далекой звезде. Это моя зарплата за всю жизнь, так сказать, потому что там, на Авроре, деньги не нужны.
— Кого ты пытаешься обдурить⁈ — возмутился Николай. — В экспедицию отбирают лучших из лучших, зачем там нужны калеки⁈
— Именно потому, что инвалид. Мне сделают операцию, имплантируют нейролинк, и я буду оператором различной техники. Вникни, я вешу вдвое меньше, чем здоровый человек, и нуждаюсь во вдвое меньшем количестве еды, места и кислорода. Экспедиция может взять десять операторов-инвалидов вместо пяти нормальных водителей. Лишние пять человек — это очень много, если вся экспедиция — только двести.
Николай не верил, так что я настоял на том, чтобы его пропустили на базу, где я учился делать первые шаги в учебном мехасьюте, и там мы с ним увиделись в последний раз.
— Больше не увидимся, брат, — сказал я, — сигнал о том, что я долетел и высаживаюсь, придет только через тринадцать лет. Такая вот хрень с этими космическими расстояниями. Но, в общем, порадуйся за меня: я буду в числе первых, кто ступит на другую планету. Не своими ногами, правда, но то уже такое.
— Шуткарь, блин…
Обняться мы не смогли: высота мехасьюта была больше двух метров.
Последние триста тысяч я некоторое время подумывал отослать Светке, все-таки у меня о ней так много хороших воспоминаний… Но передумал и потратил на благотворительность.
— … Центр управления — «Прометею». Мы готовы начинать.
— «Прометей» готов. Все на своих местах. Начинаем отсчет до запуска.
Процесс, конечно, проходит без моего участия, я просто наблюдаю и в последний раз рассматриваю родную планету. Нейролинк позволяет мне подключаться к любым сенсорам, изображение попадает сразу в мой зрительный центр. Прощай, Земля, больше я сюда не вернусь, но надеюсь, что у тебя все будет хорошо.
Меня ждет долгий путь к Солнцу: корабль огромен и очень неповоротлив. Все это время я буду сидеть в своем «саркофаге» и тренироваться в симуляциях: прелесть продвинутого нейролинка в том, что он может полностью подменять все сигналы, поступающие от органов чувств. По сути, виртуальная реальность, неотличимая от реального мира, и в ней я могу тренироваться во всех аспектах своей будущей деятельности: обустраивать базы, собирать механизмы, управлять мехасьютами, воевать и так далее. Этих самых мехасьютов у меня аж пять: самый большой, «дредноут», универсальная машина для всего, два рабочих мехасьюта ростом два и два с половиной метра и два боевых мехасьюта, один трехметровый и один в два с чем-то метра. Боевые — на всякий случай, если вдруг мне потребуется «тело» меньших габаритов. Всеми ими я могу управлять и дистанционно, но как будто я сижу в них. Все они обладают встроенной «внешней» системой жизнеобеспечения, плюс мой «чемодан», из которого торчит мой торс. Кроме того, у меня есть легкий разведмобиль с кабиной для меня. Короче говоря, «экипирован» на славу, и все это надо освоить. Буду осваивать взаимодействие с искином и прочие премудрости. Единственный изъян симуляций в том, что физически я остаюсь неподвижен, мой «дредноут» ведь на самом деле не двигается, возникает диссонанс между чувствами и вестибулярным аппаратом.
Больше всего я боюсь, что не выдержу или просто сойду с ума. Я в роли придатка к машине только третий месяц и пока вроде как привыкаю, хоть порой мучают фантомные боли в конечностях и желудке. Мой «рацион» пока что содержит небольшую дозу успокаивающего, хотя на месте мне, возможно, придется отказаться от этого. Да, мое существование ВОТ ТАК, черт бы его побрал, мучительно — но не более, чем просто существование калеки. Все-таки, когда сидишь в четырехметровом «дредноуте», который может разорвать кого-то на части или растоптать — не так сильно ощущаешь собственную калечность.
Но это пока. Меня ждет десять-двадцать лет непрерывного труда, перемешанного с борьбой. Вся отдушина — громадная база фильмов, книг и прочего. Надеюсь, мне этого хватит. Как я буду держаться под непрекращающимся давлением на психику — покажет жизнь. На всякий случай я поставил условие, что у меня должно быть средство для самоубийства — цианид и опасная бритва.
— А бритва-то зачем? — спросил Серов.
— На случай, если вы мне вместо цианида положите витаминку.
Серов, правда, тоже немного подстраховался: цианид и бритва хранятся в стальной коробке с цифровым кодом из четырех барабанчиков. Десять тысяч комбинаций. Ну то есть, перебрать все можно за несколько часов или за день, что не даст мне убить себя спонтанно, если вдруг «нахлынет» внезапно.
Начинается согласование с капитанами других кораблей о том, в какой точке мы примерно встретимся и кто в каком эшелоне пойдет: как ни крути, в путь к Солнцу отправляется шестнадцать кораблей. Израиль и Северная Корея не строили своих кораблей, но Китай и США построили по два.
Согласование происходит без меня, искин отвечает голосом несуществующего первого пилота, я как капитан только приветствую
